Спартак. Бунт непокорных
Шрифт:
В сотне шагов от них собрались пятьсот солдат, с обнаженными головами и без оружия. Они так же, как и легат, стояли понурив головы, тяжело опустив руки. Их тела были покрыты пылью и грязью.
Этих безоружных людей окружали легионеры. Копья, мечи, шлемы и латы сверкали на полуденном солнце.
— Спартак был среди тех, кто напал на тебя и победил, — продолжал Лициний Красс. — Ты видел его, я в этом уверен!
Рядом с ним стояли легат Гай Фуск Салинатор и военный трибун Гай Юлий Цезарь.
— Я слушаю тебя, легат! — взревел проконсул, делая шаг вперед. Теперь он стоял прямо
— Я видел его, — ответил легат, на короткое мгновение подняв голову, затем снова опустив ее, будто не в силах выдержать взгляд Лициния Красса, ослепленный солнцем, отражавшимся от его лат и шлема.
— Он был верхом, его окружала небольшая группа людей, — продолжал он. — Я решил, что…
Он остановился.
— Продолжай, легат! — вскричал Лициний Красс.
Его слова отдались эхом, будто тысячи воинов повторили их вслед за ним.
— Я решил, что мы застали его врасплох. Потому что он бежал, а мы его преследовали.
Лициний Красс усмехнулся, повернулся к трибуну Юлию Цезарю, а затем к легату Фуску Салинатору.
— Он заманил нас, а потом исчез.
Красс наклонился к легату Муммию.
— А ты, ослепленный жадностью и жаждой славы, поспешил за ним, не думая о ловушке, забыв о его коварстве. Ты вообразил, что поймаешь эту хитрую бестию, поставишь Спартака передо мной, перед Сенатом, закованного в цепи, и комиции провозгласят тебя претором, а может быть, почему бы и нет, консулом. Муммий-император — победитель!
Проконсул плюнул в сторону побежденного легата, который отступил на шаг.
— Не двигайся! — взревел Лициний Красс.
Легат вернулся на место.
— Продолжай, Муммий! Расскажи нам, как первые ряды твоей армии побросали оружие и разбежались, как ягнята, как рабы! Как ты затем потерял два легиона, командование которыми я тебе доверил. Расскажи нам, как ты проиграл сражение, легат!
Красс сделал несколько шагов по краю холма, затем вернулся и встал лицом к Муммию.
— Я слушаю!
— Их были десятки тысяч, — начал легат. — Они прятались во рвах, сидели под каждым кустом, под каждым деревом. Некоторые забрались на самые верхушки.
Легат поднял голову.
— Это была ревущая толпа. Она окружила нас со всех сторон. С деревьев сыпался град камней, мы были окружены. Каждому из нас приходилось сражаться с несколькими разъяренными тварями.
— А эти? — взревел проконсул Лициний Красс, указывая рукой на пятьсот безоружных людей. — Ты хочешь, чтобы я поверил, что они сражались так, как должны сражаться римские воины, солдаты легионов, которые поднял я за свой счет, легионов, проконсулом которых являюсь я, Лициний Красс, и которые просто обязаны побеждать? Ты думаешь, каждый из них сражался с несколькими рабами? Да они думали только о том, как спасти свою шкуру!
Легат снова опустил голову.
— Они были нагими, — продолжал он. — Их тела были вымазаны грязью, маслом, а иногда и кровью, лица выкрашены в темный цвет. Они ревели нечеловеческими голосами, не обращая внимания на удары, которые мы им наносили. Я ранил многих, но тела с отсеченными руками продолжали драться, кидались на меня, чтобы вцепиться зубами. Среди них были и женщины, такие же голые и еще более свирепые.
— Твой голос все еще дрожит, Муммий! Ты показал своей армии пример не мужества, а страха. Твои солдаты думали лишь о спасении жизни и побросали оружие. Они бежали, как трусливые и глупые ягнята. Бежали до тех пор, пока не достигли моих легионов. Я увидел их с обнаженными головами, без оружия, без щитов и подумал, что умру от отвращения. Они стоят меньше, чем самые гнусные из рабов!
Легат сделал шаг вперед.
— Убей меня, Лициний Красс! — сказал он.
Проконсул посмотрел на него. Его лицо исказилось презрением. Он крикнул, отчеканивая каждое слово, указывая рукой на безоружных людей.
— Центурионы, соберите этих дезертиров, этих трусов, в группы по десять человек, и пусть жребий выберет по одному из каждой группы.
49
Один за другим те, на кого по воле богов пал жребий, выстроились в ряд перед вооруженными легионами.
Их набралось пятьдесят. Они стояли опустив головы, покорные своей участи.
Они не повернули головы, чтобы посмотреть на тех, кого пощадила судьба, на четыреста пятьдесят человек, так же как они, побросавших оружие, но избежавших смерти.
Прижавшись друг к другу, выжившие смотрели на то, как с обреченных начали снимать одежду, поскольку они должны были умереть нагими, как звери, как трусы, которыми они и являлись.
Красс поднял руку.
Солдаты принялись бить мечами в щиты. Эта тяжелая медленная дробь разносилась по всей долине, будто билось огромное сердце, охваченное страхом.
— Наказание вернет вам храбрость! — прокричал Лициний Красс. — Я буду убивать каждого десятого из каждой когорты, центурии, из каждого легиона, посмевшего отступить перед этой ордой рабов!
Пятьдесят человек были раздеты.
Красс снова подал знак.
Солдаты принялись хлестать обреченных длинными прутьями, держа их обеими руками.
Они хлестали по плечам и спине, бедрам и икрам ног, бокам и груди.
Истерзанные тела вскоре покрылись глубокими кровавыми полосами.
Солдаты вышли вперед, держа на плечах секиры.
Один удар — и тела одно за другим опустились на землю. Некоторые сначала встали на колени, другие сразу повалились лицом вниз.
Палачи посмотрели на Лициния Красса.
Скрестив руки на груди, он с пренебрежением разглядывал тех, кому даровал жизнь. Складки, обозначившиеся вокруг его рта, свидетельствовали о глубине его презрения.
— Волею судьбы вы остались живы, — начал он. — Но ваша трусость наложила на вашу жизнь печать позора. Вы будете спать за пределами лагеря. Станете рабами солдат. Вам будет едва хватать хлеба, и вы можете навсегда забыть о почестях. Вы будете есть ячмень, как рабы, и выполнять работу, которую выполняют рабы. Вы будете убирать дерьмо и рыть землю. Вы получите оружие только в том случае, если дадите присягу никогда с ним не расставаться. Стоимость оружия будет вычтена из вашего жалованья. Если вы его снова бросите, никакой бог, никакая жеребьевка не спасут вас от казни.