Спартак. Бунт непокорных
Шрифт:
— Я должен был встретить ее первым.
— Ты должен оставаться в живых до последнего сражения, — сказал Иаир. — Такова участь предводителя.
— Я не выбирал этой участи.
— Но ты предводитель, тебя выбрал Единый Бог. Это и твое предназначение, и твоя слава, и твое наказание.
Аполлония отстранила Иаира, оттолкнула меня, обняла Спартака за шею, прижалась к нему, покусывала его ухо, шептала слова, обрывки которых мне удалось услышать.
Я понял, что она предостерегает его против Единого Бога Иаира-еврея. Нужно прославлять богов Олимпа, повторяла она, а не Владыку Справедливости, про которого не известно, бог он или человек. Он живет в пустыне, не подает никаких знаков, и ей не знаком ни один жрец, который бы знал о нем.
Спартак должен оставаться верным и послушным Дионису.
Бог, добавила она настойчиво, посетил ее этой ночью и сказал, что фракиец должен покинуть войско рабов, взяв с собой лишь самых близких людей.
Аполлония повернулась, давая понять, что мы должны подойти к ним.
Нужно бежать, послушавшись наказа и совета Диониса, сказала она.
— Ты, Посидион, — добавила она, положив руку мне на грудь, — разве ты сам не предлагал это?
Я действительно говорил о том, что можно дойти до порта с маленькой группой людей и уплыть на пиратских судах.
— Дионис хочет спасти лишь несколько человек. Ему больше не нужно все войско, — продолжала Аполлония.
Она назвала несколько имен, в том числе мое, Пития и, нехотя, Иаира.
— Иаир сказал — до последнего сражения, — ответил Спартак. — У меня нет другого выбора.
— Ты можешь пересечь пролив, — продолжал я, — и поднять восстание на Сицилии.
Спартак долго смотрел на меня, но ничего не ответил.
Море было действительно далеко.
Покинув Кампанию, мы вошли в Луканию. Мы шли ночами по лесам, прислушиваясь к трубам римских легионов. Красс, должно быть, сам вел облаву, не давая легионам ни малейшей передышки.
По дороге мы встретили семерых рабов из войска Тадикса, покрытых кровью, с безумными глазами. Они единственные остались в живых. Их окружили три легиона. Они видели, как проконсул скакал впереди солдат и сражался с таким исступлением, что даже самые отчаянные рабы обратились в бегство. В конце битвы его лошадь была по грудь в крови, ей приходилось взбираться на трупы, чтобы скакать дальше. Среди этих трупов было и тело Тадикса.
Курий выжил с десятком гладиаторов, которым удалось ускользнуть от легионов под командованием военного трибуна Юлия Цезаря и легата Фуска Салинатора.
В том бою погибли несколько тысяч мужчин и женщин. Были слышны крики рабов, которых римлянам удалось схватить. Их было около тысячи человек, и нетрудно представить наказание, постигшее их. Были ли они распяты? Или их кинули живыми в пылающий костер? Отдали на съедение голодным псам? Заставили убивать друг друга голыми руками? Или их, искалеченных, с отрубленными руками, оставили в лесной чаще на растерзание волкам и хищным птицам?
Спартак выслушал рассказ несчастных рабов.
Он обнял Курия. Это было так неожиданно, что бывший оружейник покачнулся от переполнявших его чувств.
— Мы удивим и Рим, и богов! — сказал Спартак.
51
— Слова Спартака и его решение не удивили меня, — рассказывал позже Иаир. — Фракиец был одним из редких людей, избранных, чтобы исполнить предначертанное до конца.
Спартаку было суждено сразиться с Римом во главе войска рабов, которые хотели стать свободными.
Спартак знал, что Рим беспощаден, а проконсул Лициний Красс настолько же упрям, насколько и жесток, — шакал, как называл его Питий. Фракиец часто расспрашивал его, желая познать всю глубину характера и всю меру извращенности своего противника, самого богатого человека в Риме, который велел изрубить и предать казни всех, кто следовал за Курием и Тадиксом-гигантом.
Он решил, что раз уж он должен сразиться с легионами Красса, то ему следует проявить себя таким же безжалостным, каким был проконсул.
Мы шли к морю среди оливковых деревьев по каменистой сухой земле Лукании.
Я видел, как Спартак, который обычно выступал в центре войска рабов, будто желая подчеркнуть, что является одним из них, сменил место. Теперь он ехал верхом во главе отряда, окруженный стражей под командованием Курия.
Он часто проезжал вдоль колонны войск, которая постоянно стремилась рассеяться. Он толкал людей грудью своей лошади, бил их по плечам древком копья, грозил мечом, призывая как можно быстрее вернуться в строй.
Я читал в их глазах удивление и страх, а иногда гнев и ярость. Некоторые угрожали, ворчали, что они не для того пришли в армию рабов и сражались с легионами, чтобы ими теперь помыкали как животными.
Наступила ночь, и мы сделали привал. Спартак в сопровождении стражи обошел лагерь.
Он потребовал выставить дозорных и послать разведчиков, велел избить пьяных и сам разгонял развлекающиеся парочки мечом.
Он действовал молча, не произнося ни слова, стиснув зубы, иногда бросая на меня взгляд. Но я отводил глаза.
Я не мог не осуждать растущую с каждым днем суровость, с которой он обращался со своими товарищами. Некоторые из них не расставались с ним с тех самых пор, как покинули гладиаторскую школу в Капуе. Эти люди спустились со склонов Везувия и победили претора Клавдия Глабра. Они верили, что их больше никогда не станут бить и ограничивать их свободу. И вот человек, которого они почитали, тот, кого защищал Дионис, предводитель рабов, бил их так, будто они снова стали рабами.
Стражники Спартака, воодушевляемые Курием, размахивали копьями и ревели, что сделают из этого войска римскую когорту. Нужно победить, пересечь сицилийский пролив, завоевать богатые хлебом земли острова и заставить голодать Рим, царем которого станет Спартак.