Спасатель. Серые волки
Шрифт:
Радио замолчало и через мгновение разразилось звуками популярной эстрадной песенки – у скучавшего за рулем водителя наконец лопнуло терпение, и он переключился на другую волну. Впрочем, главное Андрей всетаки услышал – возможно, потому, что ктото там, наверху, в свою очередь внял его горячей мольбе.
– Раз, – негромко произнес Андрей Липский, глубоко затянулся табачным дымом и попрежнему неторопливо зашагал наискосок через заметаемую тополиным пухом площадь к приземистому кирпичному зданию вокзала.
Глава IV Основной принцип социализма
1
Перебрав
Каркас высотного здания, что возводилось неподалеку от дома, в котором проживал депутат Госдумы Беглов, разумеется, охранялся, и Липскому пришлось тщательно, едва ли не по секундам, изучить график обходов. Полученные результаты показались ему весьма утешительными: промежутки между обходами были достаточно продолжительными, чтобы за это время на охраняемый объект успело проникнуть и занять огневые позиции до батальона мотопехоты.
Батальона в его распоряжении не было, да он в нем и не нуждался. Дождавшись наступления темноты, он просочился на территорию стройплощадки через заранее присмотренную дыру в заборе, с ходу форсировал траншею, на дне которой виднелись похожие на стволы титанической двустволки трубы теплотрассы, и, тенью скользя между штабелями строительных материалов и еще не остывшими после дневной жары корпусами гусеничных механизмов, направился к строящемуся зданию.
Обрезок чугунной трубы среднего диаметра – надо полагать, канализационной, – что валялся среди обрывков стекловаты, кусков битого кирпича и прочего мусора в углу под лестницей на втором этаже, никуда не делся. Просунув руку вовнутрь, Андрей облегченно вздохнул: сверток тоже был на месте. Он был брезентовый, продолговатый и довольно увесистый; Липский взял его под мышку и продолжил восхождение по уходящим, казалось, прямо в темное небо лестничным маршам. Чтобы избежать досадных случайностей, он старался все время держаться в тени, которая по контрасту с режущеярким светом прожекторов казалась черной, как китайская тушь, и почти ощутимо густой – густой настолько, что, войдя в нее и не встретив подсознательно ожидаемого сопротивления, он испытал легкое чувство дезориентации и потери равновесия, как человек, ненароком шагнувший мимо ступеньки.
Самый верхний, одиннадцатый по счету, этаж не достроенного еще и до половины здания был целиком отдан во власть ветра и противоестественного, возможного только ночью союза яркого света и непроглядной тьмы. Здесь, на верхотуре, ветер дул с пугающей силой, словно задался целью сбросить нарушителя пропускного режима с чисто символически огражденной хлипкими металлическими поручнями бетонной площадки и зашвырнуть куда подальше, чтоб другим неповадно было. Примостившись за поддоном кирпича, дававшим какуюникакую защиту от этого миниурагана, Андрей одну за другой развязал бечевки, которыми был в трех местах перетянут сверток.
Бесспорно, не все в этом мире измеряется деньгами и решают они далеко не все. Но в преодолении препятствий сугубо материального характера именно деньги чаще всего играют определяющую роль: чем их больше, тем меньше у человека мелких бытовых проблем и тем легче ему удовлетворить свои потребности, даже самые странные и не всегда одобряемые законом.
Вылинявший почти добела брезент беззвучно соскользнул на бетонный пол, в лучах прожекторов тускло заблестела вороненая сталь. Андрей отсоединил, проверил и со щелчком загнал на место обойму и снял с окуляра оптического прицела защитный колпачок.
Через прицел «драгуновки» окна квартиры Беглова были видны как на ладони. Андрей это знал, потому что потрудился проверить заранее, воспользовавшись для этого обычным биноклем, но все равно, обнаружив, что может определить время по стоящим на полке фальшивого камина в гостиной народного избранника часам, Липский почувствовал облегчение: все шло по плану, все пока что было типтоп.
Ему все время приходилось уговаривать себя, что все типтоп, но никакой уверенности в этом Андрей не испытывал. Напротив, ему было, мягко говоря, не по себе: он находился там, где не должен был находиться, и занимался откровенно не своим делом. «Тоже мне, киллерсамоучка, доморощенный Вильгельм Телль! – думал он. – Вот как возьмут тебя сейчас за штаны, да как спросят: а что это, позвольте узнать, вы, гражданин, тут делаете? Да ничего, дяденька; это так – шутка, дружеский розыгрыш. Что может быть веселее, чем на ночь глядя послать хорошему знакомому привет калибра семь и шестьдесят две сотых миллиметра!»
Свет у Беглова горел во всех окнах: коситься на счетчик электроэнергии господин народный избранник явно не привык – если он вообще у него был, счетчик. С одной стороны, это было хорошо, поскольку свидетельствовало о том, что Беглов дома, а с другой – плохо, потому что следить приходилось сразу за всеми пятью окнами, а делать это через прицел оказалось довольно неудобно.
В гостиной работал большой, в полстены, плазменный телевизор. На экране Саша Белый о чемто беседовал с Космосом, Филом и Пчелой; за программой телепередач Андрей не следил уже много лет, но у него отчегото сложилось вполне определенное впечатление, что «Бригаду» Илья Григорьевич смотрит в записи, с компактдиска. Зная коекакие факты его биографии, этому вряд ли стоило удивляться: для него это был своеобразный привет из лихой юности, способ хотя бы отчасти стыдливо прикрыть кровавую грязь тех лет легким флером романтики путем отождествления себя тогдашнего с героями популярного в недалеком прошлом сериала.
Самого Беглова Андрей не видел. Потом господин народный избранник появился в кадре – то бишь, тьфу ты, в освещенном окне гостиной. Он был в черных брюках и расстегнутой почти до пупа белой рубашке, с пузатой бутылкой в одной руке и прижатым к уху мобильным телефоном в другой. В зубах у него дымилась сигарета; шаря взглядом по сторонам явно в поисках стакана, Беглов чтото напористо и зло говорил в трубку, и сигарета в такт словам прыгала вверхвниз у него во рту, щедро роняя с тлеющего кончика белесый пепел.
Мишень была идеальная. Андрей оттянул затвор, досылая в ствол винтовки патрон, снова приник взглядом к окуляру и, задержав дыхание, подвел обращенную острием кверху галочку прицела к левому глазу Беглова. Депутат продолжал чтото орать в трубку, не подозревая о нависшей над ним смертельной угрозе; черная галочка скользнула от левого глаза к правому, ненадолго задержавшись на переносице, опустилась вниз, нащупывая сердце, и снова плавно поднялась к лицу, застыв в районе виска. Андрей вдруг обнаружил, что ему трудно ее оттуда убрать; тонкая черная птичка, пометившая место, куда должна ударить пуля, словно приклеилась к голове «храброго Портоса», а указательный палец, внезапно обретя свободу воли, так и норовил нажать на спусковой крючок – плавно, по всем правилам стрелкового искусства.