Спасатель. Серые волки
Шрифт:
Липский шумно выдохнул распирающий легкие отработанный воздух, полной грудью вдохнул ночную прохладу и, оторвавшись от прицела, несколько раз с силой зажмурил глаза. «Обалдел, что ли?» – пробормотал он, обращаясь к самому себе, и снова посмотрел в прицел.
Пока он боролся с жаждой убийства, Беглов закончил разговор и нашел стакан. Еще он успел переместиться в дальний угол гостиной, почти уйдя с линии огня: еще шаг – и поминай как звали. Стакан стоял на низком круглом столике красного дерева. Коротенький бычок все еще торчал у Беглова в уголке рта; щуря глаза от дыма, господин депутат наклонил над стаканом горлышко бутылки.
Перестав
«Драгуновка» сухо щелкнула, стреляная гильза, дребезжа, покатилась по бетону. Андрею почудился короткий звон пробитого навылет оконного стекла, но это, разумеется, была всего лишь иллюзия: на таком расстоянии услышать этот тихий звук было решительно невозможно.
За первым выстрелом последовали еще два. Из СВД Липский стрелял впервые в жизни, но прославленное оружие армейских снайперов не вызвало у него нареканий: все три пули попали именно туда, куда должны были попасть по замыслу стрелка.
Аккуратно прислонив винтовку к штабелю кирпича, послужившему огневой позицией, Андрей снял и спрятал в карман ветровки перчатки и быстрым шагом, не оглядываясь, направился к лестнице.
2
Было чтото около одиннадцати вечера – время, когда Илья Григорьевич Беглов обычно уже не вязал лыка, деля свою роскошную, широкую, как полковой плац, постель (или любую другую, первой подвернувшуюся под руку горизонтальную плоскость) с очередной длинноногой пассией – а бывало, что с двумя или даже с тремя.
Но сегодня вечером он был, вопреки обыкновению, трезв, одинок и зол, как самый настоящий волк, обнаруживший, что, пока он охотился, кролики из соседней деревни загрызли и обглодали до костей его подругу вместе со всем выводком.
Трезв, одинок и зол – такое положение вещей его решительно не устраивало, и он знал верный способ откорректировать хотя бы одну из перечисленных позиций. Способ этот скрывался в зеркальных недрах бара и при умелом применении обещал стать универсальным: алкоголь всегда поднимал Илье Григорьевичу настроение, а приподнятое настроение, в свою очередь, предполагало наличие компании, с которой его можно разделить. Организовать для себя ту компанию, которая его целиком и полностью устраивала, депутату Госдумы Беглову было раз плюнуть: один звонок и к его услугам самые дорогие и роскошные шлюхи столицы.
Дурное настроение Ильи Григорьевича объяснялось вполне объективными причинами, а именно шумихой, поднятой средствами массовой информации вокруг сенсационного события, к которому депутат Беглов не имел ни малейшего отношения. Онто точно знал, что не имел, а вот по мнению журналистов и этого бородатого козла, настоятеля недоброй памяти монастыря под Рязанью, который и бросил им эту сахарную косточку, имелтаки, причем самое прямое и непосредственное.
Бомба, как водится, взорвалась в самый неподходящий момент, когда они с Котом, сидя у него в «Волчьем Логове», справляли веселые поминки по безвременно почившему с заточкой в брюхе Уксусу. Чтобы счастье стало полным, Макаров, сверившись с программой передач, включил телевизор, по которому как раз должен был начаться выпуск криминальных новостей. Илье Григорьевичу это было, в общемто, ни к чему, он не имел свойственной Коту привычки плясать на могилах и мочиться на надгробия, но спорить было лень, и они под коньячок просмотрели очередной репортаж о ходе расследования резонансного заказного убийства
– И не будет, – сказал Илья Григорьевич, наполняя рюмки.
Кот потянулся за пультом, чтобы выключить телевизор и вернуться к неторопливой застольной беседе, и вот тутто, на пике овладевшего ими и основательно подогретого алкоголем благодушия, на экране вдруг появилась памятная с давних пор, знакомая до тошноты картинка: вырастающие из моря некошеной травы мощные, заново оштукатуренные и побеленные стены, над которыми, сверкая новенькой позолотой, маячили увенчанные крестами луковицы монастырских куполов.
– Чего это? – тупо изумился Макаров.
Беглов пожал плечами, и тут на экране появился сначала корреспондент, а за ним и отецнастоятель, чья постаревшая бородатая физиономия показалась Илье Григорьевичу смутно знакомой. Эта парочка без промедления и самым исчерпывающим образом объяснила генералу Макарову, а вместе с ним и Беглову, «чего это». Объяснение прозвучало как гром среди ясного неба; осознав то, что только что услышал, Макаров долго ревел быком и даже, совершенно перестав чтолибо соображать, пытался лезть в драку, обещая порвать Илью Григорьевича, как пресловутый Тузик не менее пресловутую грелку.
Собственно, на его месте кто угодно потерял бы голову. Ведь что получалось? Получалось, что взятую в монастыре добычу, изза которой Кот, между прочим, своей рукой отправил на небеса тогдашнего настоятеля, прикарманил – фактически украл у подельников – не кто иной, как Илья Григорьевич. А теперь, когда запахло жареным, кинул старых друзей снова – одного заказал, а другого просто оставил с носом, выставив себя самого героем, защитником православной веры, несправедливо обвиненным в преступлении, которого, конечно же, не совершал. Вот ловкач так ловкач! А знаешь ли ты, ловкач, что с такими, как ты, делают? Убивают, как бешеных собак, вот что!
Успокоить его превосходительство оказалось нелегко, но в конце концов он всетаки остыл, прислушался к доводам Ильи Григорьевича и нехотя согласился, что со стороны Бегунка, в свое время едва не получившего срок за соучастие в ограблении монастыря, такая выходка была бы непростительной глупостью, не сулящей ничего, кроме самых неприятных неприятностей.
Остытьто он остыл, согласиться согласился, но вот поверил ли? Ох, вряд ли! А если даже и поверил, то червячок сомнения наверняка остался, и вытравить его будет сложнее, чем самых упорных и жизнестойких глистов.
Между тем неприятности, которых опасался Илья Григорьевич, не заставили себя долго ждать. Первыми, как водится, на него со всех сторон налетели журналисты, жаждавшие узнать подробности сделанной им сенсационной находки. От них удалось на время отбиться, сославшись на то, что упомянутая находка – не просто клад, а вещественные доказательства по уголовному делу, которое в связи с их появлением, вполне вероятно, будет возобновлено. И стало быть, подробности, так интересующие представителей прессы, прокуратура может счесть не подлежащими огласке до окончания следствия и вынесения судебного решения. Ведь мы же не хотим, чтобы преступники снова ушли от заслуженного наказания, верно?