Спасатель
Шрифт:
За ночь просторный терем постепенно остыл, но утром печь снова растопили и помещение начало быстро прогреваться. Лежка, устроенная из мягких шкур, наброшенных на глиняную лавку, была самым удобным ночлегом за последние трое суток, и вставать мне не хотелось, даже когда все уже пробудились. В оконницы, круглые отверстия, проделанные в ставнях и затянутые промасленной холстиной, уже пробивался свет, но просыпаться я не спешил. Случись что важное, меня бы уж непременно растолкали. Находясь в полудреме, когда человек одновременно и спит, и может логически мыслить, я предавался сладким мечтаниям: Вот монголы походит к Чернигову и княжеское войско встречает его залпом пищалей, а с крепостных стен в упор по нападающим бьют картечью многочисленные пушки. Или даже не так. Порох будет современный, бездымный. Картина сразу изменилась. Клубы дыма над русскими стрельцами стали пореже, а татары начали падать еще за километр от крепости. Оставшиеся в живых степняки в ужасе разбегаются, наплевав
Мечты были сладкими и очень явственными, я даже почуял запах гари от пушек, хотя скорее это просто был дым, пробившийся сквозь щели старого глиняного дымохода. Осталось самая малость — придумать, как изготовить порох. Увы, но эпоха, по которой я специализировался, мне досталась неогнестрельная — от начала 12-го века примерно до Куликовской битвы. Связано это не со временем раздробленности, которая как раз на этот период и приходится, а с языковыми особенностями. Хотя спасатели сносно изъясняются на пяти или семи древних наречиях и понимают еще пару десятков диалектов, но в совершенстве они обычно могут овладеть только одним языком. Ведь для выполнения миссий требуется, чтобы нас считали за своих, и все языковые нюансы нужно знать в точности. Но, к сожалению, из века в век правила словосложения постоянно меняются. Например, ко времени Владимира Мономаха в Древней Руси уже перестал действовать закон открытого слога, что повлекло коренные изменения в филологии. А к концу 14-го века часть русских земель попала под власть Литвы, что наложило сильный отпечаток на речь, да и в верховских княжествах язык не стоял на месте и прогрессировал. К примеру, в категорию одушевленности включаются женщины, да и других изменений случилось немало. Попади я в эпоху правления Святослава или Ивана Грозного, то даже ребенок не поверил бы, что этот косноязычий человек пришел из соседней волости, и сразу распознал бы во мне чужака. Поэтому в другую эпоху меня посылать не станут. А раз в позднем средневековье мне побывать не придется, то зачем же тратить время на изучение ненужных премудростей вроде огневого боя? Так что технологию производства пушек я знал весьма поверхностно, равно как способ изготовления пороха.
Эти соображения разогнали радужные мечты, и постепенно сквозь дрему я стал улавливать происходящее вокруг, хотя еще ясно не отличая явь от грез.
— Кде боярин?
— Сдесь. Тишэ, почивает. Брони превез?
— Один на десяти, один и пол втора десяти (* пятнадцать).
— То лепко. Поснедай пока.
— Нэ емь мясе в пост.
Голос вегетарианца грубоватый и хриплый. Вероятно, преподаватель филфака, уж очень точно воспроизводит невеградский говор. Второй голос по-юношески звонкий, явно студенческий. В словах мешанина — и архаизмы встречаются, и черниговская речь со смоленской перепутаны. Хм, а у "доцента" не просто новгородский акцент, а даже с заметным влиянием Пскова. "Олонись", "жима", "друзина". Наверно, его обладатель выходец из Шелонской пятины. Хотя, какие пятины, они появятся позже, ведь на двор пока только 13-й век. Что, тринадцатый!?
Вскочив с лавки, я с недоумением огляделся вокруг. Уже третий лень торчу в прошлом, а все равно просыпаюсь в холодном поту. До этого ведь дольше одного-двух дней старался не задерживаться и полностью в местные реалии не втягивался, чувствуя себя гостем. Поэтому свыкнуться с мыслью о том, что застрял тут надолго, до сих пор так и не смог. Прогресс, правда, есть, но адаптация идет медленно. Все привычные, такие родные вещи из двадцать первого века — мягкий диван, планшет с сетью, смог, пестициды, генномодифицированные продукты тут отсутствуют напрочь. О комфорте и говорить не приходится. Хоть и добрались мы вчера до пункта назначения, но вместо ожидаемой княжеской резиденции в виде двухэтажного терема с медной крышей и печными трубами получили всего лишь просторную избу. Удобств мало — умываться можно лишь из примитивного рукомойника холодной водой, а баня топится обычно раз в неделю. Конечно, ключница, заведовавшая княжеским хозяйством, мовню для нас затопила, но я чувствовал себя не в своей тарелке, пока не убедился, что Сбыслава мыться вместе с мужчинами не собирается. Не потому, что чурается древних обычаев, а просто из-за тесноты истобки. В общем, Теремово меня разочаровало. Хорошо еще, что все гридни поместились в храмине и никого не пришлось укладывать спать в холодной клетине.
Итак, что там у нас случилось? Юноша, которого я спросонья
В общем, здоровенный детина является по всем признакам Тимофеем Ратчей. Не успел он открыть рот, что представиться, как шустрый Егорка уже все рассказал. — Что доспехи купили, отроков всех оборужных привели, десятка полтора ремесленников с собой идти уговорили. Вся кавалькада скоро прибудет, а десятник поскакал вперед, убедиться, ждут ли его здесь.
Покивав, что малой все пересказал верно, Тимофей добавил, что поначалу никто из серенцев идти с ним не хотел, но из Козельска вдруг прислали наказ оставить город. Большая часть горожан собралась в свою столицу, но некоторые решили отсидеться по дальним селам.
Груз забот, навалившийся на меня с самого утра, не обрадовал. И так уже Воибор привел пяток гридней, уцелевших после битвы на Оке, а тут еще такая толпа нагрянула. Посовещавшись с местной ключницей Звениславой, мы решили молодых дружинников распределить по домам теремовских весняков, а серенцев после отдыха отправить в ближайшие деревушки.
Звенислава помчалась доставать продовольствие для прокорма такой оравы и искать паклю для туалетов, а я проинспектировал княжью дружину. Но все было в порядке. Плещей не дал воям скучать, заняв всех делами — кого чинить снаряжение или строгать древки для копий, а кого отправив в лес за свежей свининкой. Аннушка со своим подопечным, или вернее, наоборот — юный князь, в сопровождении няньки и одного гридня, ускакал в соседнее село, осмотреть свои владения.
Вскоре подошли обещанные два десятка отроков, опередившие основной обоз, продвигавшийся по лесу и болотам довольно медленно. Как я и предполагал, отроки — название собирательное. Тут присутствовали и щуплые подростки, которым можно доверить только роль коноводов или княжьих слуг, и плечистые молодцы повыше меня ростом. Социальное происхождение новиков также весьма неоднородно. Тут, в диком краю, вообще на родовитость дружинников особого внимания не обращалось, а нешуточная татарская угроза вообще заставили вербовать всех желающих. А потому потомственными дружинниками являлись меньше половины отроков. Остальные же — обычные смерды. Но почти все привычные к верховой езде, к тому же вербовщики набирали рекрутов ловких да проворных.
Оружие, что Ратча закупил в Серенске, порадовала как качеством, так и количеством: Дюжина кольчуг, три ламелляра, штук двадцать шлемов, три десятка щитов, куча топоров, пяток мечей, с полста наконечников копий и несколько пудов наконечников стрел. И это помимо того, чем были оборужены все двадцать отроков.
Полдня затем пролетели, как одна минута. Приходилось бегать туда-сюда, искать, распределять, разводить на постой и знакомиться со всеми. В дописьменную эпоху, когда лишь в больших городах значительная часть населения ведала грамоту, память у людей была куда крепче, чем в будущем. Предполагалось, что достаточно мне один раз представить человека, чтобы я запомнил его в лицо и по имени-отчеству, да еще отложил в памяти род его занятий.
Прибывшие ремесленники, которые своей профессиональной деятельностью пока заниматься не могли, просили дать им оружие, а своих старших сыновей предлагали ввести в постоянный состав дружины. Вернувшийся из поездки княженок также привел несколько новобранцев и пришел в немыслимый восторг, узнав, что его войско разрослось до пятидесяти оборуженных гридней. А вот мне не до восторгов, потому что пришлось думать, кого назначить пятидесятником — проверенного делом Плещея, к тому же отличавшегося рассудительностью, или импонировавшего мне Ратчу — вольнодумца, прогрессора и практичного торговца. Выбор был нелегкий, пока я не сообразил, что должность полусотника автоматически ложится на мои плечи, поэтому новгородец остался командовать молодшей дружиной, а Василий получил верховенство над меньшей по численности, но куда более боеспособной старшей дружиной.