Спасатель
Шрифт:
Благословив меня, старец, к которому я так стремился через бездну веков, без лишних околотов приступил к делу. Говорил он кратко, без византийских витиеватостей.
— Откуда?
— Из Рославльского монастыря.
— Грамотку давай.
Пошарив за пазухой, я деланно округлил глаза, пошарил сильнее, залез в котомку и с виноватым видом развел руками. — В переметной суме видать оставил, когда лошадь пала.
— Дурень, — расстроено вздохнул игумен.
Ну извиняйте, не смогли наши спецы письмо состряпать, несмотря на все свои цифровые и буквенные технологии. Да и как подделать почерк рославльского игумена, если у нас образцов нет? В этом-то и проблема. Да и вообще, по этому монастырю никаких сведений
Но пока все шло по плану. В грех гнева игумен не впадал, и посохом об пол не стучал. Видать, решил, что с неграмотного солдафона спрос невелик. — Что Иннокентий писал-то? — ровным голосом, не проявляя неудовольствия, вопросил старец.
— Летопись просят.
— Вернем. — Всего лишь одно скупо брошенное слово, и мне пришлось затаить дыхание и сжать волю в кулак, чтобы не завопить от радости. Миссия выполнена, и древняя летопись спасена для человечества! — А что в обители происходит? — как бы невзначай, но с неприкрытым интересом поинтересовался Афанасий.
— Готовят монастырь к обороне. Запасы свозят, ратных людей созывают, стрелы делают, посад разбирают.
— Здоровье как у игумена? — плавно перевел разговор в нужное русло мой собеседник.
Понятия не имею как, и вряд ли вообще узнаю, разве что прочитав летопись. Но легенду тщательно проработали, и к каверзным вопросам меня более-менее подготовили, так что ответил я без запинки. — Сам его не видел, он ко мне не выходил. — Ну действительно, мало ли чем там человек занят. Ему же надо службы служить, наставления давать, хозяйство вести. Обороной руководить опять-таки его забота, хотя образование и не профильное.
— Значит так и недужит, — задумчиво протянул игумен. — А про то, кто следующим иерархом станет, не ведаешь?
Да он что, решил, что я доверенный боярин при монастыре? Или полагает, что монахи при посторонних могут языками трепать и свои секреты выбалтывать? Все это я вслух не говорил, и лишь бодро отчеканил заранее заготовленную фразу. — При мне таких разговоров не велось, а сам я, понятно, не спрашивал. Да мне даже переночевать там не довелось. Привез грамоту с поминками от князя, — лишь бы игумен не спросил, от какого именно, — и монастырские попросили меня в Городец съездить. Спешил, коня вот загнал.
— Растяпа, — добродушно констатировал игумен. — Обратно так не спеши, а то не довезешь.
Да пусть хоть матом кроет, хотя Афанасий священнослужителем был праведным, и непотребных слов от него не услышишь. Конечно, следует сделать скидку на то, что категория бранных слов вообще и недопустимых в приличном обществе в частности, за восемь столетий несколько изменилась. Но это неважно. Задача — заставить отнюдь не глупого и далеко не наивного человека, облеченного властью, отдать ценный документ первому встречному, выполнена успешно.
Тяжело вздохнув, Афанасий кивнул мне, чтобы я следовал за ним, и направился в княжьи хоромы.
Для чего Ростислав просил привезти ему летопись, можно только гадать, но явно не для написания научной работы. Очевидно, что он просто решил найти подтверждение своих прав на здешнюю землю.
Надо заметить, что самый дальний, северо-восточный угол Черниговского княжества заселен слабо. Городов за Козельском уже не было, зато эта огромная лесная территория граничила сразу с тремя соседними княжествами. Доселе на нее никто не претендовал, по причине немногочисленности потенциальных данников. Тут сбор налогов обойдется дороже собранного, вот сюда никто из власть имущих и не рвался. Но после появления новых сел, никому прежде не нужная глухомань вдруг стала всем дорога, как родная. Поэтому князья озаботились проблемой точной демаркации границ, и в первую очередь это волновало
Теперь летопись уже была не нужна, и ее с готовностью вернули владельцам в моем лице. Завидев сокровище, я едва не грохнулся в обморок, и руки сами открыли доску, заменявшую обложку. Ого, да тут описаны события с начала одиннадцатого века. Быстро пробежав глазами страницу, я бережно, за уголки перевернул желтоватый кожаный лист, пахнущий запахом древних времен. Лишь на третьей странице вспомнил, что я всего лишь курьер, коему надлежит доставить груз из пункта А в пункт Б, и, смущаясь, все так же бережно закрыл книгу. Однако игумен не осерчал и даже улыбнулся. Видать, здешние бояре, кроме деловой переписки, почти ничего и не читают. Небрежно смахнув со стола шахматы, он поудобнее положил фолиант и раскрыл его на том месте, где я остановился.
— Любишь книги?
— Так и есть, отче. Нет на свете дороже сокровищ, чем знания, а летопись повествует о том, что было, открывая нам старинные тайны.
Узрев во мне товарища по тяге к истории, игумен оттаял, и заговорил доверительно, даже по-дружески.
— Знаешь, Гавриил, я тоже не мог оторваться от летописи, когда взял ее в руки. И вроде бы в разных сводах об одном и том же пишут, но все по-своему. Как искренне черниговские летописцы восхваляют Олега, которого у нас иначе, чем Гориславичем, и не зовут.
Это верно, для соседей основатель династии черниговских князей олицетворял само зло в чистом виде. Отчасти они правы. Князь, приводящий кочевников на свою родную землю, симпатий не заслуживает. Но с другой стороны, Владимир Мономах поступал точно также. Ему было бы неудобно рассказывать, как он сжег Минск руками половцев. Святополк же, другой соперник Олега, по свидетельству современников был жаден, туп и спесив. Олега же народ любил, да и полководец он неплохой. К тому же Гориславич старался проводить политику мирного сосуществования с половцами, и его наследники традиционно поддерживали дружбу с кочевниками.
— Отче, а о приключениях Олега в Византии тебе, — как же неудобно старому человеку тыкать, но так здесь принято, — приходилось читать?
В красках и в лицах я изобразил, как в Константинополе непоседливый князь устроил среди славянских наемников грандиозную пьянку, после которой буйные русичи ворвались к императору, изрубив мебель. В самого же Никифора Третьего они, показывая свою удаль, метали стрелы, пришпиливая красное императорское одеяние к стене. Басилевс шутку почему-то не оценил, и мастерство стрелков его в восторг не привело, так что Олег отправился продолжать бессрочную службу на Родос. Видимо, император здраво рассудил, что ежели неугомонный князь что-нибудь еще учинит, то разрушения ограничатся одним островом.