Спасатели
Шрифт:
– Нимка, ты куда? – крикнул Миша с качелей.
– За Сонькой, – сказал Нимка и ускорил шаг. А то сейчас будут вопросы всякие глупые про сандалии, ботинки, сестру и компьютер…
Сонькин садик находился через дом. Правда, вход был чуть дальше: нужно свернуть за палисадник, пройти вдоль дома, потом ещё раз повернуть… Нимка толкнул калитку и зашагал по дорожке ко входу.
Сестра сидела одна на стуле и обнимала плюшевого зайца. Какого-то серо-синего, с оторванным носом и пуговицами вместо глаз. Где она его откопала? Всегда, если он за ней приходит, видит её с этим
– Ой, Нимка, ты пришёл! – показалась в дверях воспитательница. Молоденькая девушка в круглых очках, то ли Олеся Леонидовна, то ли Алиса. – Все разошлись, а мы тут ждём…
Нимка поднял с пола Сонькин пакет.
– Пойдём, – сказал он сестре. Потом воспитательнице:
– Спасибо. До свидания!
– До свидания, – вздохнула та. – А ты чего босиком-то?
– Закаляюсь, – буркнул Нимка. – Оставь зайца, – велел он Соньке.
Сестра насупилась и без слов отдала игрушку воспитательнице.
– Завтра принесите фломастеры и пластилин, не забудьте.
– Угу, – сказал Нимка, а сам подумал: «Где его взять-то? Раньше надо было говорить, когда мама зарплату получила…»
Взял сестру за руку и вышел из садика.
– Мама не приходила? – спросил он Соньку.
– Нет… – сказала сестра.
И всё: слова из неё клещами не вытянешь. Зато орёт она, когда надо, то есть когда не надо – ого-го! Сирена. А сейчас идёт, молчит – пример, а не девочка.
Увидев площадку, Соня выдала, негромко, но с понятными нотками:
– Пойдём на площадку.
Нимка не хотел сегодня на площадку. Он хотел домой, и кошелёк под майкой мешался, и ноги устали без обуви. Но нужно было где-то дождаться мать. Сестру он посадит в песок – и пусть там копает, а сам – на качели…
– Недолго. Потом – домой, – сказал он строго. Иначе с ней нельзя: будет капризничать.
Мишки с Никитой уже не было, на карусели сидели девочки и о чём-то болтали. А парни все ушли куда-то, на горке визжала малышня, на лавочках и возле лавочек стояли мамаши. Болтали, смеялись, кто-то качал коляску, кто-то – курил, кто-то – пускал малышу мыльные пузыри. Великое разнообразие. Сонька залезла в песочницу, Нимка прислонился к тополю: качели были заняты…
Когда ему порядком надоело стоять и зевать, позвал Соньку. Конечно же, та заупрямилась. Сначала молчала как партизан и копала чьим-то маленьким совком яму, потом стала орать, что не хочет домой… Нимка молча взял её за подмышки, вытащил из песочницы. Так же молча забрал у неё лопатку и положил на деревянный бортик. Потом так же молча потащил её к дому… Уже на дорожке ей сказал:
– Коза! Я есть хочу, и я иду домой! А ты как хочешь!
Выпустил её руку, плюнул и пошёл к подъезду. Сонька почему-то решила не оставаться, медленно двинулась следом за ним, обиженно всхлипывая.
Дверь никто не открыл. Нимка подёргал ручку, попинал дверь, потом посмотрел на сестру. Сел на лестницу и уперся ладонями в подбородок. Сонька уселась рядом.
– Сонька, что за заяц в саду?
– Это Зайчик-побегайчик, – тихо сказала Сонька. – В теремочке живёт.
– Кто ему нос-то оторвал? – спросил Нимка и поднял голову: услышал шаги на лестнице.
А сестра сразу поняла:
– Мама!
– Ой, вы уже пришли! – сказала мать, поднимаясь по ступенькам. – А то я в садике была, а мне сказали, что Соню брат забрал…
– Пришли, – вздохнул Нимка и поднялся со ступенек. Дождался, пока мать откроет дверь, и прошёл в прихожую. Щёлкнул выключателем, удивился:
– А что это, соседа нет сегодня?
– Ну, как видишь, – мать грузно опустилась на табуретку, наклонилась к сестре и стала снимать с неё сандалии.
Ну и отлично, раз нет. Нимка ушёл в ванную, сунул ноги под тёплую струю воды: как хорошо… Умылся, покосился на зеркало и… вынул из-за пазухи кошелёк.
Медленно развернул гладкую кожу и заглянул внутрь. Снова застучало сердце, как и в первый раз, когда в узкой щели он увидел три пятитысячных купюры, несколько пятисоток, сотен и три бумажных десятки… Сейчас Нимка ещё раз проверил все боковые кармашки и в серединке: оказалось, что под прозрачной плёнкой их было не два, а три. В третьем он нащупал какую-то тонкую бумажку, вынул – это оказался обычный билетик, какой когда-то давали за проезд в городских автобусах. Нимка пожал плечами, машинально посчитал цифры: счастливый! Повертел его в пальцах и положил обратно в кармашек.
На кухне забренчали кастрюли.
– Ты скоро там? – услышал он мамин голос.
– Сейчас, – Нимка свернул кошелёк, снова сунул под майку и вышел из ванной.
Не пельмени – макароны. Пока мать в ванной мыла Соньку, Нимка задумчиво опускал в пузырящуюся воду ребристые трубочки. Одну сунул в рот и стал грызть, потом наклонил пачку: макароны ухнули в кастрюлю, подняв кипящие брызги. Переложил… Нет, с поварским искусством ему очевидно не везёт.
Нимка вздохнул, свернул пачку с остатками, убрал в шкаф. Достал оттуда баночку кильки в томате. Попутно посолил макароны, перемешал и стал ждать, когда наконец сварится ужин.
– Сегодня прям завал какой-то, – сказала мама, вытирая недовольно пыхтевшую Соньку и оглядывая Нимку. – Товара привезли! А мне Василий Михалыч, начальник наш, говорит: «Зой, останься, помоги…» Вот я и осталась, а чего, денежка лишняя не помешает… Правда?
– Правда, – тихо согласился Нимка.
Эти слова не выходили у него из головы. Вечером, когда он плюхнулся на скрипучий диван, вытянул гудевшие ноги и закрыл глаза, мысли стали особенно чёткими.
«Матери нужно месяц работать – чтоб получить такие деньги…» Кто-то тоже так работал? Месяц?
Или это остаток от чьей-то очень большой зарплаты? Странно, разве носят столько денег в кошельке, зачем? Не иначе как просто не дорожат такой суммой…
Или дорожат? Просто случайность, с кем не бывает?
«А если это тоже чья-то мать потеряла?»
Он собрался засыпать – проснулась совесть. Нимка повернулся на другой бок и услышал, как хлопнула входная дверь – пришёл сосед. Завёл подвывающим голосом классическую песню про мороз, разбудил сонные половицы тяжёлыми шагами, включил телевизор за тонкой стенкой.