Спасенье погибших
Шрифт:
— О смерти не читать!
— «Встретить не могу нужен ли твой заезд пермь решай сама», «Твою мать беспокоит твое молчание коля», «Днями буду артур».
— Друзья, — я повысил голос, — все это весело, но через час нас отсюда попросят.
Пчелинцев первый разглядел перемену в гардеробе дяди Сережи.
— С обновочкой вас, — по-приказчичьи льстиво поздравил он.
— Усе понимаю, — отвечал дядя Сережа.
Пачки газет, бланков, ведомостей, картона мы отбрасывали, искали машинописные тексты или написанные от руки. Таких тоже хватало.
— «…не верь лекарствам, все лекарства заменяет движение. А для нервов я читала журнал, там на примере японцев советуют в домашних условьях в горшке вырастить карликовую сосну с пышным кроном…» Слышьте, ребя, так и написано, «с пышным кроном», не верите?
— Не отвлекайтесь, держите наш почерк в памяти.
Но кто-то вновь не выдержал:
— «Как вы уехали, зять снова запил. Он перед вами выказался хорошим, а без вас постоянно истязатель какой. Говорит: пью, чтоб тебя не видеть, а посадишь — и спасибо, тем более не увижу».
Одергивая ребят и невольно вслушиваясь, я думал: почему же и письма сдают?
— Алексей Васильич, послушайте: «Если ты не вернешь мне этих денег…»
— Володя, нехорошо читать чужие письма.
— Они теперь не письма, а макулатура.
— «Всем внукам связала по носочкам, но шерсть кончилась, у нас не купить, все сдают на разные товары, на ковры, на машины, и никто не прядет…»
За работой и разговорами мы забыли о дяде Сереже. Вдруг увидели его, поспешающего к нам, он издали показывал листок.
— Это, что ли?
— Этот, этот! — Я выхватил листок, сразу узнав руку Олега. — Этот! Где?
— Уж погрузили, — сказал дядя Сережа, — Я на пробу с края выдернул. Снизу и сверху картон. Вон к воротам поехала.
Володя и Сережа кинулись за отъезжающей машиной, уцепились за борт, машину тряхнуло на выбоине, я ахнул, но ребята перекинули ноги и вскочили в кузов. Машина исчезла за воротами.
— Слухай че, — теребил меня дядя Сережа, — пора, а то приду к обеду, и два рубля вечером не дадут. Пойдем еще Олега помянем.
У Веры
Самое тяжелое еще предстояло сегодня — встреча с матерью Олега. Но встречи не случилось. Вера не скрывала, что с утра они с матерью Олега крупно поговорили, и куда она ушла, Вера не знает.
— Вся их порода такая. Чуть что — и замолкнут. И пусть думать забудет, что я детям его фамилию оставлю. Гордые какие — «возьмем на себя все расходы»! Не надо мне! И у Ваньки другое имя будет.
Кричала она при детях, старшей, Лене, и младшем, Ване. Скоро ей стало плохо, пошла реветь в другую комнату.
— Лена, вы завтракали?
— Да.
— Одевайтесь, пойдем погуляем.
— Я маму спрошу.
Слышно было, как на ее тихий вопрос Вера крикнула: «Хоть совсем загуляйтесь, да не забудьте мечтать, чтоб мать за это время подохла!»
— Я не пойду, — тихо сказала, вернувшись, Лена, — мама не разрешает. А если вы сможете, то погуляйте с… с братом.
Мы опускались в лифте. «Похож как, — думал я. — Пять лет».
— Дядя Леша, у меня хорошее имя?
— Хорошее.
Мы отошли от дома. Ваня потянул на детскую площадку.
— А мама говорит: имя у тебя дурацкое, Иван-дурак. И ребята дразнят Ванькой-встанькой.
— Всех же дразнят. А что Серега Серый лучше? Тебя отец назвал, отец. У тебя же отчество по отцу. Он тебя очень любил. Вот еще вырастешь, я тебе про твоего папу расскажу.
Ваня ковырял прутиком песочек.
— А мама с бабушкой ругались. А мама говорит — имя надо менять.
— Ты сам-то согласен?
— Согласен. Мама ругается, и ребята травят. Я не встанька. А мама говорит: зовут дураком и будешь дураком, не зря тебя отец бросил.
День так и не думал разгуливаться. Темнело от надвигающихся туч. В некоторых окнах зажегся свет.
— Дядя Леша, — закричала из окна Лена, — поднимитесь, пожалуйста, вас к телефону!
Звонила жена. Дала адрес врача, делавшего вскрытие, велела ехать к нему тотчас же: он говорит, что надо встретиться, разговор не телефонный.
Положил трубку, подумал, заходить ли к Вере, и решил не заходить. На улице начинался реденький снежок…
Врач предложил раздеться, провел на кухню, объясняя, что в воскресный день жена любит поспать. Он прикрыл дверь в коридор, закрыл форточку и неожиданно спросил:
— Вы без диктофона?
— Обыщите. — Чем-то он не нравился мне, суетливостью, конечно.
— Хотите кофе?
— Если вы спрашиваете о диктофоне, подозревая меня непонятно в чем, то позвольте и мне принимать угощение с недоверием. Давайте без кофе. Слушаю вас.
— Обижаете! Хотя вы нащупали буквально то, что я хочу вам сказать: ваш, я не знаю, кто он вам, друг, соратник, я пока не утверждаю, но многое говорит за то, что причиной смерти является отравление. То есть не возможно, оно есть. Наряду с большими дозами кофеина обнаружены и отравляющие вещества. Так сказать, широкого спектра и долговременного действия. При обычном вскрытии просто констатируется смерть, здесь особый случай, я связан с лабораторией криминалистики, у них реактивы, нет, нет, все пока шито-крыто, тут анализы сделаны полюбовно. Хотя не бесплатно, но об этом позднее.
— А сердечный приступ? Он мог перепить кофе, перекурить, у него была очень тяжелая жизнь, разрыв с детьми, огромные переживания. Также и по работе: безденежье, не печатали.
— Вы упрощаете. Так вот, если в данном случае это отравление, а это так и есть, то далее компетенция не патологоанатома, далее существуют другие органы, обязанности у нас распределены. В моей компетенции придержать эти сведения или дать им ход.
— Дайте.
— Неужели вы так молоды? — Врач вопросительно посмотрел на меня. — Я вычислил вас, но, может, я ошибся. Эта его жена, вдова, неважно, она говорила, что у покойного были враги, а враги обычно желают смерти.