Шрифт:
Часть 25
22 января 562 год Р.Х., день сто шестьдесят девятый, Полдень. Византийская империя, провинция Малая Скифия, пограничная крепость и база дунайского флота Эгиссос (ныне Тулча)
Низкое серое небо, лохмотьями облаков повисшее над Дунаем, плакало то ли мелким дождем, то ли тающей на лету снежной крупой. Порывистый холодный ветер лохматил такую же серую гладь исполинской реки, покрывая ее белыми курчавыми барашками. Здесь на правом берегу, в Эгиссосе, на имперской земле, царствовали порядок и закон, а там, на противоположном, лежали земли непознаваемых и ужасных варваров, то и дело ходивших в задунайские провинции
Посольство Нарзеса к варварам-артанам прибыло в Эгиссос еще вчера, но вдруг оказалось, что все корабли пограничного флота на зиму вытащены на берег, команды пьянствуют в тавернах, и вообще, никто не собирается переправлять императорского посланца на тот берег. Комендантствовал в Эгиссосе битый варварами и жизнью друнгарий-лимитат* родом из Каппадокии по имени Леандр, который разговаривал по-латыни так, будто рот его был полон горячей каши. Отчасти в этом был виновен его ужасный врожденный акцент, отчасти то, что на протяжении своей многотрудной жизни старый вояка успел потерять почти все зубы. По крайней мере, дело сдвинулось с мертвой точки только тогда, когда глава посольства приложил тому Леандру по лбу набалдашником своего посоха и пообещал загнать в такую дыру, из которой даже Эгиссос будет казаться столицей.
Историческая справка: * армия Византии при Юстиниане делилась на несколько частей. Гвардия – расквартированные в столице схоларии и ескувиторы. Стратиоты – регулярная полевая армия. Лимитаты – пограничные части, расквартированные в крепостях и полевых укреплениях вдоль византийских рубежей. Федераты – варвары, служащие в византийской армии по договору коллективного найма. Букелларии – частные дружины императора и частных лиц.
Едва были произнесены эти волшебные слова, все забегали и засуетились. Одни бросились смолить и конопатить те два корабля, которые находились в наилучшем по сравнению с другими состоянии, а другие собирать расползшихся по тавернам, лупанарам и разным вдовушкам матросов и гребцов, для того чтобы те, пусть и в неурочный день, справили бы – нет не большую и малую нужду – а всего лишь государственную службу. Ночевал Нарзес, как любой путешественник, в гостинице-ксеносе для проезжающих, подозрительно чистой и уютной для этого захолустного городка на краю ромейской цивилизации. У него сложилось твердое впечатление, что содержатель сего заведения Мелетий лукавит, говоря, что у него давно уже не было постояльцев. Что-то тут было нечисто.
Молотки плотников и конопатчиков стучали всю ночь, а утром проконопаченные и просмоленные корабли уже сволокли в реку. Делали все так, тяп-ляп, лишь бы поскорее отвязался проклятый Константинопольский царедворец, которому срочно надо попасть на тот берег Дуная. Лишь бы не было течи прямо сейчас. В любом случае надо будет сделать на тот берег Дуная всего пару рейсов, а потом, едва караван этого Нарзеса скроется из виду, корабли снова будут вытащены на берег, теперь уже до весны. Как только корабли закачались на волне, на том берегу, отдаленном на полмили* и едва видимом из-за туманной дымки, показалась группка всадников на высоких статных конях, под хорошо заметным в серой зимней мути алым с золотом** имперским знаменем. Это ли не доказательство того, что на том берегу тоже была Империя – немного иная, чем та, которой служил он сам, но тоже несущая закон и порядок диким варварам.
Историческая справка:
* половина римской мили – 741 метр
** и
С того берега замахали руками и посланец императора приказал немедленно перевозить свою важную персону к этим людям, которые встречают его, и только его. Тяжко вздохнув, моряки-пограничники взошли на корабли и разобрали весла. Путь предстоял не столько дальний, сколько бурный – в смысле, по бурными волнам – и пусть Дунай не море, на котором может разгуляться серьезная волна, но в плохую погоду можно утонуть даже в луже. К тому же варвары на том берегу могли быть настроены недружелюбно, и тогда пограничников в конце пути ожидала добрая драка. А кто там мог быть еще, на том-то берегу, на котором окромя варваров – славян, германцев, алан, булгар и прочих скифов – никого отродясь не водилось, чего бы там ни думал себе заезжий из Константинополя требовательный старик.
Но по мере того, как с каждым взмахом весел корабли приближались к противоположному берегу, становилось ясно, что скорее всего прав именно он, а не моряки. Эти высокие статные всадники, одетые в желто-зеленые плотные суконные штаны и куртки, а также экипированные в травленные зеленью того же оттенка доспехи, на варваров походили так же мало, как только что вытащенная из воды и разевающая рот рыба походит на ритора из Академии. Регулярной армией, причем куда более регулярной, чем полуразложившиеся к тому времени византийские легионы, от этих всадников несло на пару сотен шагов.
А когда корабли приблизились к противоположному берегу почти вплотную, то стало ясно, что это не всадники, а всадницы, и мужчина там один, и это как раз предводитель отряда он, вместе со стройной девушкой-адъютантом, спешившись, стоит на самом берегу и ждет приближающиеся ладьи. Впрочем, то что встречавшие императорского посланника воины оказались женщинами, мало что меняло, потому что эти женщины имели рост в шесть с половиной-семь футов, длинные мускулистые руки и ноги, широкие плечи, и были вооружены длинными тяжелыми копьями, а также заброшенными за спину длинными двуручными мечами, особенно страшными в тесной рукопашной схватке. Чуть поодаль, на границе открытого всем ветрам берега и зарослей шумящего на ветру камыша, стояли незамеченными два подразделения конных лучниц, дающих гарантию, что в случае схватки воительницы с мечами без прикрытия не останутся.
Едва корабли пограничной флотилии коснулись береговой линии и опустили носовые трапы, как Нарзес, будто молодой юноша, подобрав полы своей одежды, сбежал на прибрежный песок, навстречу ожидавшему его представителю архонта-колдуна Серегина. Почему именно представителя, а не, к примеру, самого Великого Князя Артанского? А потому, что тот человек, который сейчас приближался к посланцу византийского автократора, совершенно не подходил под тот словесный портрет, который в свое время составил патрикий Кирилл.
– Я принцепс* Змей, старший помощник и заместитель Великого Князя Артании Серегина в этом мире, – представился посланец Серегина, приложив ладонь к виску, – направлен сюда моим командиром для того, чтобы указать вам и вашим спутникам путь к нашей зимней штаб-квартире…
Примечание авторов: * звание «старшина» уж очень неоднозначно переводится на латынь, мы остановились на слове принцепс потому что оно наиболее точно отражает роль Змея как старшего помощника Серегина.