Спасение Келли и Кайдена
Шрифт:
— Спасибо, — шепчу, утирая слезы рукавом пальто.
— Не благодари меня, — бормочет Джексон. В его тоне слышится налет вины. — Это ничто не исправит.
— Ты не виноват, — говорю, заканчивая вытирать щеки, и смотрю на него. — Не виноват.
Он не отвечает, лишь поднимается на ноги.
— Отчасти виноват, знаешь. У меня такое чувство, будто мы все видели то, что хотели видеть, а я постоянно обвинял тебя за стресс в семье.
Я тоже встаю, отряхивая снег с джинсов.
— Люди обычно видят то, что хотят видеть, только это не делает их плохими.
Джексон
— Да, наверно. — Он выдыхает, и, моргнув, вновь смотрит на меня, меняя тему. — Значит, возвращается в колледж?
Я киваю, шагая обратно в сторону пикапа, стараясь попадать в свои следы, чтобы не увязнуть в сугробе.
— Ага, занятия начинаются в понедельник.
Он смотрит на моих попутчиков.
— Ты едешь назад с ними?
Улыбаясь, киваю.
— Да.
— С кучкой чуваков?
— Да.
— Это не опасно?
Моя улыбка растягивается еще шире.
— Я в большей безопасности в этой машине, чем где-либо еще.
Джексон цинично вскидывает бровь.
— Тогда ладно.
Я машу ему, начиная отворачиваться, когда он окликает: — Я дам тебе знать, как обстоят дела.
Оглядываясь через плечо, снова киваю. Знаю, я могу лишь надеяться на то, что все получится, что правосудие хоть как-то восторжествует, и Калебу придется заплатить. Но несмотря ни на что, я выговорилась, отстояла себя, освободилась от гнетущих воспоминаний, которые руководили мной каждый день на протяжении шести лет. Я нашла свою смелость.
Кайден
— Твою мать, я не понимаю. — Эти слова первыми срываются с моих губ, когда я вхожу в свой дом. Он пуст. Нет ни мебели, ни фотографий, ни книг, ни посуды, ни еды, машины не стоят в гараже. С пола убраны ковры, несколько оставшихся шкафов тоже опустошены, включая мою одежду. Мои родители ее забрали, скорее всего, чтобы наказать меня за существование.
— Они даже жалюзи сняли, — говорю ошеломленно, оглядывая гостиную. — Зачем они это сделали? То есть, на доме нет вывески о продаже, ничего.
Келли останавливается рядом со мной, под люстрой, перед массивным мраморным камином, переплетает свои пальцы с моими, легко сжимая мою руку.
— Они ни разу не упоминали, что собираются переезжать?
Я медленно качаю головой; ее кисть кажется крохотной по сравнению с моей, но невероятно успокаивает.
— Мы с отцом не виделись с тех пор, как он меня избил. — Мне вспоминаются туристические буклеты в мусорной корзине. — Они просто свалили?
— А что насчет твоего брата? — спрашивает Келли. — Он мог остаться здесь? Может, ему известно, куда они уехали.
Покачав головой, поспешно утягиваю ее за собой через открытую дверь. Спустившись по лестнице, обхожу дом вокруг, направляясь к входу в подвал. Раскидав снег ногами, чтобы добраться до двери, хватаю ручку.
Я не расстроен, что больше никогда их не увижу. Просто зол, ведь я все больше склонялся к идее выдвинуть обвинения, но теперь…
— Понятия не имею, что происходит, — бормочу, открывая дверь, в итоге обнаруживая
Стою в дверном проеме, смотрю на комнату, в которой столько раз прятался; моя челюсть отвисает чуть ли не до пола.
— Какого хрена? — Я не двигаюсь, не дышу. Даже думать прямо не могу, мысли путаются. В дальнем углу виднеется вмятина в стене – отец ударил меня головой о гипсокартон, но не заделал повреждение. Я получил сотрясение от "столкновения с другим игроком команды по бейсболу", как сказала мама докторам. В ковре дыра, которую когда-то прикрывала ножка кресла. Тайлер уронил зажигалку, подкуривая косяк, и она прожгла ковер. Чтобы спрятать повреждение от отца, мы передвинули кресло на это место.
— Может, попытаешься им позвонить? — говорит Келли. — Не родителям, но хотя бы брату.
Не в силах поверить, я качаю головой. Как такое могло произойти? Как он мог просто уехать в Пуэрто-Рико, или Париж, или куда там еще? И почему? Нет гарантий, что отца признали бы виновным, если бы я заговорил. Он мог с легкостью все опровергнуть.
— Я не понимаю, — бормочу, оборачиваясь к Келли. Ее волосы собраны на затылке заколкой, выбившиеся пряди обрамляют лицо. Ее губы начинают синеть, потому что в помещении практически так же холодно, как на улице. — Нам пора, — говорю я, пытаясь разобраться в своих беспорядочных мыслях.
Она крепче сжимает мою ладонь, удерживая меня.
— Ты уверен? Мы могли бы еще осмотреться, поискать какие-нибудь подсказки.
Я вздыхаю.
— Келли, это реальная жизнь. Тут не будет никаких подсказок, а даже если и будут – все это неважно. Ни для кого. Будет лучше, если я просто уйду… стану жить дальше. — Чувствую, как дыра вновь разрастается в груди, желание себя поранить вырывается на поверхность. — Мне просто нужно уйти.
Келли быстро кивает, понимая, что происходит у меня внутри, и ведет наружу. Я останавливаюсь, чтобы закрыть дверь, наблюдаю, как комната исчезает из виду, сантиметр за сантиметром, пока замок не щелкает.
Мы идет обратно к машине, залезаем внутрь. Келли садится мне на колени. Хоть положение дел и кажется ужасным, я знаю, что это не так. Потому что я не лежу на полу, истекая кровью до смерти, отказываясь бороться за жизнь. Я здесь, сижу с ней, и она замечательная, ради нее мое сердце продолжает биться. Келли дарит мне причину жить без боли, без грусти. Она дает мне надежду на то, что, возможно, все как-нибудь наладится.
Глава 20.
Сделать смелый и решительный шаг, Выбраться куда-нибудь с крупными планами, Есть шоколад, заниматься сексом и наслаждаться Днем Святого Валентина, днем ЛЮБВИ!
Месяцем позже...