Спасение
Шрифт:
— Даже в наши дни хватает фанатиков экстремистских идеологий.
— «Даже в наши дни»! Терпеть не могу это выражение. Оно подразумевает, что мы непрерывно становимся лучше.
— Разве человеческое общество не совершенствуется?
— Лично я не замечаю. И, как я сказала Яру, их утопийское общество — тоже не выход. Их требование, чтобы второе поколение состояло сплошь из омни, ведет в тупик. Единственный его результат — создание сепаратной культуры, каковая, между прочим, без умолку вопит о своем превосходстве. Такое редко кончается добром.
— Значит, такой культуре
Кандара скривилась.
— Меня на это не купишь. Очень уж странные покушения. Тут кроется что–то еще.
— Что?
— Матерь Мария! — вырвалось у нее вслух. — Откуда я знаю? Меня нанимают не решать загадки. Мое дело — просто поставить последнюю точку.
— Беседуешь сама с собой?
Кандара подняла голову. На краю бассейна стояла Джессика, с легкой улыбкой протягивая ей два бокала вина.
— Извини. — Кандара выбралась из бассейна. — Пыталась кое в чем разобраться. Сама не знаю, с какой стати. Альтэго — далеко не Ген 8 Тьюринг.
Джессика вручила ей один бокал.
— Что–то не то в нашей схеме борьбы с преступностью? Я очень сожалею, что ты так считаешь.
Кандара усмехнулась.
— Эпоха хреновых дилетантов. Если здесь так нежничают с фанатиками, вся утопийская идея обречена. Вам лучше спрятать стрелы в колчан и бежать в горы.
— Да, с тех пор как я здесь поселилась, только и делаю, что прикусываю язык.
— Ты не говорила Крузе, что для такой работы нужны профессионалы?
— Вообще, Ойстад и Тайле свое дело знают. А мы с тобой профессионалы и есть.
— Мать Мария им в помощь. — Кандара приветственно подняла бокал, отхлебнула вина: оказалось слаще, чем она ожидала, и приятно холодное. Недурно.
Джессика оглянулась на Крузе — оне, вернувшись на кухню, серьезно беседовало с двумя оставшимися.
— Чего нам не хватает, так это лидера. Крузе со своим Бюро решили, что, если состыковать меня, Тайле и Ойстад с приличным Ген 8 Тьюрингом, нам не составит труда выследить преступников. После чего останется отойти в сторонку и позволить тебе их ликвидировать.
— Да–да. Но мне кое–что не нравится во всем этом деле с саботажем.
— Знаю. Они не замечают, что выгода не оправдывает расходов.
— Прости?
— Такие люди, как Крузе, искренне не понимают «старой экономики». Слишком они просвещенные. Здесь, если что–то нужно делать, оно делается. Берем и делаем. При изобилии ресурсов о цене никто не думает, разве что речь заходит о макропроектах вроде терраформирования. Но такие важные решения принимаются демократическим путем, а производственные мощности включены в то, что у этого общества сходит за бюджет. На любое по–настоящему ресурсоемкое предприятие не одалживают деньги, а рационально распределяют стоимость, исходя из того, что можно себе позволить в данном десятилетии. Сроки не так важны для нас, живущих пару веков. Все очень мило и разумно.
— Жизнь по средствам.
— Именно. Потому они и не замечают проблемы. Компаниям недешево обходится содержание здесь промышленных шпионов. В большинстве они выдают себя за иммигрантов, обращенных в утопийскую веру, взыскующих лучшей жизни и увлеченных
— Чтобы рождались только омни. Да, мерзкая идеология.
— Для тебя, да. Что только подчеркивает разницу между нами и ими.
— На самом деле изобретенная Яру теория равенства мне по душе. Я на военной службе до хрена нахлебалась от мизогинных мудил. Просто мне кажется… должно быть другое решение. Что, вероятно, относит меня к числу устарелых реакционеров.
Поморщившись на собственную оговорку, Кандара отпила еще вина.
— Обычно промышленный шпионаж как ведется? — продолжала свою мысль Джессика. — Для кражи информации нанимают криминального спеца. Он устраивается в новом городке, жарит барбекю с соседями, играет в местной спортивной лиге — словом, вживается. А по ночам обращается в таинственного суперзлодея, вламывается в сеть по черным маршрутам с целью похитить данные медицинских разработок. В случае успеха нанявшая его корпорация зарабатывает миллиард ваттдолларов на революционном, новом векторе от головной боли. Это, как я и говорила, выходит дешевле, чем содержать своих ученых. Выигрыш в цене. А здесь… Никакой выгоды, разве что идеологический противник усилит защиту от возможного саботажа. Кому такое по карману?
— Фанатиков хватает. Поверь, фанатики никогда не стоят за ценой.
— Пусть так, но где саботажники берут деньги? Цифровые возможности у них ошеломительные. Тайле не сомневается, что маршруты формируются Ген 8 Тьюрингом, а таких еще не много. Пока ими располагает только правительство и самые крупные компании.
— Не знаю, — протянула Кандара. — Может, мы не замечаем чего–то очевидного?
— Разве что власти Универсалии искренне опасаются Утопии? И это — холодная война нашего века?
— Теоретически тогда все сходится. Но я все думаю: всего одна банда? Даже для полного параноика это не похоже на работу государства. Госслужбы обеспечили бы поддержку, пути отступления, обучали бы алчных приспешников, которым достанется власть после падения идеологического врага.
— Ладно, тогда один богатый и фанатичный миллиардер или глобальный политический комитет. Такие готовы рисковать, и логическое мышление им не свойственно. Или же происходит что–то совсем иное.
— Уф-ф. — Кандара напряглась. — Ты хоть понимаешь, что убеждаешь убежденного? Просто я никак не соображу, где тут ошибка.
Джессика стрельнула глазами на Крузе, сверлящее взглядом кухонный стол.
— Логически, учитывая низкую окупаемость, тут не саботаж, а диверсия.
— С какой целью?
— Именно этим вопросом нам и следовало задаться. Но когда я спросила, мне заткнули рот.
Кандара обратила взор к небесам — если над Акитой имелись небеса в обычном понимании слова.
— Какая прелесть! Ты хочешь сделать из меня козла отпущения?
— Скорее, троянского коня. Но думаю, точнее будет сказать: посланницу. Тебя они, может, и выслушают. Ты, что ни говори, специалист.