Спасение

Эшли Кристен

В ту минуту, когда я вошла в гостиную, волоча пакеты с продуктами, мама взглянула на меня и спросила:

— Что случилось?

Иногда она меня пугала.

— Ничего.

Я не собиралась говорить ей, что отец в городе. Не-а, ни за что.

Зайдя на кухню, я начала доставать продукты. Она вкатилась в дверной проем и преградила мне путь.

— Что-то случилась, — не унималась она.

— Ничего не случилось.

— Генриетта Луиза.

Она всегда использовала мое настоящее имя, когда злилась на меня. Либо его, либо «Мисси». Я не знала,

откуда взялось имя «Мисси», но оно звучало, когда она была очень зла.

У мамы были ярко-зеленые глаза и великолепные, густые светлые волосы (светлые, потому что Трикси приходила к нам домой, стригла и красила ее каждые шесть недель — Трикси также делала ей маникюр и педикюр каждые две недели. Трикси была маминой лучшей подругой еще со школы, безумно ее любила и была настоящим сокровищем). У мамы также была великолепная улыбка, до инсульта, сейчас она все еще выглядела хорошо, но какой-то кривой. В старших классах мама крутила жезл, а чтобы номер выглядел красиво, нужно было научиться улыбаться. Она оказалась прилежной ученицей, ее улыбка была мирового класса, даже папа так говорил.

Теперь она не улыбалась, а хмурилась.

— Ты выглядишь обеспокоенной, — сказала мама.

Я всегда выглядела обеспокоенной, и как она могла увидеть, что я беспокоюсь больше, чем обычно, — выше моего понимания. У меня не было детей, поэтому я пока не обрела «материнскую способность» чувствовать, что твоему ребенку угрожает опасность, он обеспокоен, грустит, у него проблемы с парнем или с задирами-девочками в школе.

Я решила пойти по пути наименьшего сопротивления, выбрав тему, которая сбила бы ее со следа (другими словами, я, вроде как, солгала).

— Эдди думает, что я расистка.

Она ахнула.

— Что?

Я пожала плечами.

— Что заставило его так подумать? — спросила она.

Я убрала молоко.

— Это недоразумение.

— Еще бы. Хочешь, я ему позвоню?

Я с головой торчала в холодильнике, но при этих словах выпрямилась и развернулась.

— Нет! Не звони ему!

Моя мама, без сомнения, позвонила бы ему. У нее нет его номера, но она его найдет. Она позвонит не только ему, но и его матери, просто чтобы расставить все по полочкам и навести мосты между родителями. Более того, она заставила бы Трикси позвонить ему, а этого я точно не хотела. Затем они попросили бы моих бывших парней, Хавьера, Алекса, Луиса и Оскара, позвонить ему и заверить его, что я не расистка.

— Инди исправляет ситуацию, — объяснила я. Это тоже было отчасти ложью, но и отчасти правдой, потому что у меня возникло отчетливое ощущение, что Инди из тех людей, кто вмешивается в дела других.

— Надеюсь. Это ужасно. Неудивительно, что у тебя такой встревоженный вид.

Я мысленно сделала глубокий вдох.

Покончив с этой загвоздкой, мы преодолели остальные: стирку, упражнения, ужин, мытье посуды и мое превращение в «блондинку Смити».

Я ковыляла к выходу на черных шпильках высотой три с половиной дюйма с тонкими ремешками вокруг лодыжек, попрощалась с мамой, открыла

дверь и тихонько вскрикнула.

У порога стояла Ада, наша соседка. Ада была старее, чем мир, и глухой, как пробка, но обладала душой, сотканной из чистого солнечного света. Она улыбнулась мне, посмотрела на мой шлюховатый наряд и заявила:

— Какой прекрасный наряд.

Я посмотрела вниз на микро-мини и черный топ, который показывал слишком большое декольте, выглядывавшие из-под длинного черного кардигана, который мне приходилось носить, чтобы защититься от холода в конце сентября. Затем снова посмотрела на Аду. Может, она в добавок еще и слепа.

— Хочу посмотреть телевизор с твоей мамой. Сегодня вечером покажут интересную серию «Полицейских», не хочу ее пропустить.

Ада фанатела от «Полицейских», «Самых невероятных полицейских погонь Америки» и почти всего, что имело отношение к полицейским, охотникам за головами, скоростным погоням, наркопреступлениям, операторским съемкам с преследованием людей, убегающих через задний двор, и людям, чьи лица нужно сделать нечеткими, пока они дают показания.

Она прошаркала в квартиру, а я вышла за дверь, крикнув:

— Повеселитесь, девочки!

Когда я добрался до своей машины, она не завелась.

Я попробовала еще раз.

Она все равно не завелась.

Я попробовала в третий раз.

Ничего.

— Кусок дерьма! — крикнула я, хлопнув ладонью по рулю, а затем выругалась еще сильнее и даже слегка стукнулась лбом о руль.

Полагаю, бак с бензином был напрасной тратой нужных денег.

До того, как у мамы случился инсульт, я подыскивала себе новую машину, но потом об этом пришлось забыть. Мамина машина была хуже моей, и мы продали ее, когда переехали, оплатив часть депозита за квартиру. Так вот, старый, подержанный драндулет, который я купила пять лет назад, передвигался лишь на силе молитвы.

Достав сотовый, я позвонила Джоджо, одной из танцовщиц, которая тоже всегда опаздывала. Джоджо забрала меня, и мы ворвались в двери «У Смити», опоздав на пятнадцать минут.

Смити сидел в баре, и когда мы вошли, посмотрел на нас.

— Мать твою, ты опять опоздала, — поприветствовал Смити.

— У меня машина не завелась, — объяснила я, подходя к бару. Джоджо ракетой рванула за кулисы, чтобы избежать столкновения со Смити.

Он вручил мне фартук, я достала сотовый, сунула его в карман и протянула ему свою сумочку и кардиган, которые он положил за стойку бара.

— По крайней мере, придумай что-нибудь оригинальное, — сказал он.

— Я серьезно.

— Ты — ходячая катастрофа.

Я улыбнулась ему. Смити только лаял, но не кусался, по крайней мере, со своими девочками. Он был крупным чернокожим парнем, раньше мускулистым, но сейчас немного размяк. У него было шестеро детей от четырех разных женщин, и он души не чаял в них всех, включая женщин.

— Слушай, Смити, мне нужно еще пару смен.

Он возвел глаза к небу.

— Она опаздывает и выпрашивает еще гребаных смен.