Спасение
Шрифт:
— Ничего. Время покажет. Просто не радуйся, ладно?
Она кивнула, но вид у нее все еще был мечтательный.
Великолепно.
Я вспомнила о полтиннике в моем бумажнике.
— Ты несколько дней сидела здесь взаперти. Я свожу тебя на ланч в «Чипотл». Ада, ты поедешь? Я угощаю.
Ада улыбнулась.
— Я бы с удовольствием, я никогда никуда не выхожу.
— Хорошо, дамы, мы уезжаем.
Я обнаружила, что еда всегда была хорошим способом отвлечь людей от мыслей, в том числе, от красивых полицейских на шикарных грузовиках.
* * * * *
Я
В ту минуту, когда Смити увидел меня, его глаза закатились к потолку, и он закричал:
— Это гребаное чудо!
Я улыбнулась ему, протягивая свою джинсовую куртку и сумочку, а он протянул мне фартук и конверт.
— Твой сотовый в кармане. В конверте чаевые за вчерашний вечер. Твой гребаный блохастый, поношенный свитер за стойкой бара.
— Спасибо, Смити.
Я открыла конверт и пересчитала купюры. Я вела подсчет чаевых, мысленно оплачивая счета и покупая продукты в ту же минуту, как получала деньги. Перебрав банкноты, я решила, что просчиталась, потому что, если мои расчеты верны, в конверте лежало на двести долларов больше, чем я ожидала, а это невозможно.
Я бы запомнила лишние двести долларов. Я бы запомнила лишние два доллара.
Вчера вечером клуб был полон, но посетители неохотно расставались с чаевыми.
Я пересчитала еще раз, и двести долларов никуда не делись.
— Смити, кажется, ты положил мне лишнее.
Голова Смити была повернута к сцене, не глядя на меня, он ответил:
— Нет. Это было в твоем фартуке после того, как я тебя рассчитал.
Я уставилась на него.
— Смити, здесь лишние двести долларов. Может, ты случайно дал мне…
Он повернул голову ко мне.
— Это было в твоем гребаном фартуке.
— Смити… — начала я снова.
Он поднял руку, и на его лице появилось странное выражение. Именно тогда я поняла, что он подсунул мне лишние деньги.
Я начала работать у Смити в те дни, когда маме все еще было плохо. Приходила после того, как навещала ее в больнице. Смити знал о маме и моей работе в «Фортнуме», а теперь узнал и о моей машине.
Мое сердце сжалось, глаза наполнились слезами, и я открыла рот, чтобы заговорить, но он наклонился ко мне.
— Не плачь, бл*ть, и не говори больше ни одного гребаного слова. Не хочу, чтобы это стало известно. Что касается тебя, то это твоя вчерашняя выручка. Ты, бл*ть, поняла меня?
Я кивнула.
— Хорошо, — сказал он, снова отворачиваясь от меня. — Приступай к работе.
Я надеялась на спокойную смену, и, похоже, все шло именно так. Работать после того, как проспишь всю ночь (и еще немного), — совершенно другое дело.
Перед тем как пойти на работу, и после обеда с мамой и Адой и уборки дома, я позвонила в папин отель на случай, если он все еще там, но мне сказали, что он выписался. Затем я позвонила Инди, и она согласилась с тем, чтобы я придерживалась своего графика (или нет, ей действительно было все равно,
Ночь проходила без происшествий, и скоро клуб должен был закрыться. Я была полна энергии, чаевых за две ночи и щедростью Смити. Если бы я не находилась в зоне медленно нарастающего волнения, которое, вероятно, перерастет в истерику к моменту свидания с Эдди, я бы действительно расслабилась.
Я возвращалась с перерыва, выходила из туалета в задний коридор, когда меня схватили за руку и оттащили назад.
— Эй! — крикнула я, оборачиваясь, готовая закричать, когда увидела папу.
Нехорошо.
Я не хотела, чтобы отец знал, что я работаю в баре с сиськами, и я очень-очень не хотела, чтобы он видел меня в униформе «Смити».
— Папа, что ты здесь делаешь?
— Джет, я не хотел втягивать тебя в это, но у меня нет выбора. — Он посмотрел в конец коридора, явно в панике.
— Папа, что происходит?
Он потащил меня по коридору к пожарному выходу в задней части клуба.
— Мы должны уходить.
Я вырвала руку из его хватки и сказала:
— Я не могу уйти, я работаю. Расскажи, что происходит.
Для рассказа у него не было возможности, так как мы оба услышали, как кто-то в другом конце коридора позвал папу по имени.
Папа толкнул меня за спину, и мы оба посмотрели в конец коридора на Ловкача.
— Тебя трудно найти, — сказал Ловкач.
При этом я поняла, что папа не провел последние два дня в поисках Ловкача и не разобрался с проблемой, как обещал. Папа провел их, прячась от Ловкача.
— Нам есть о чем поговорить, тебе и мне, — сказал Ловкач.
— Хорошо. Конечно. Мы поговорим. Давай вернемся в клуб, — ответил папа.
Папа загородил меня своим телом, чтобы Ловкач не смог до меня добраться.
— Не в клубе, здесь. Разговор продлится около двух секунд после того, как ты отдашь мне тридцать тысяч, которые ты мне должен.
О… мой… Бог.
Тридцать тысяч долларов?
Я почувствовала, как желудок упал в пятки.
Папа вытянул руки ладонями вверх.
— У меня их с собой нет, Ловкач. Кто таскает с собой такие бабки? Я схожу за ним и…
— Да, — согласился Ловкач, глядя на меня поверх папы. — Ты иди за деньгами, а я пока возьму с собой твою хорошенькую малышку, и мы немного повеселимся.
Мое сердце присоединилось к желудку.
— Ловкач, послушай… — сказал папа.
Ловкач вытащил нож.
— Хватит с меня болтовни.
Потом все произошло так быстро, что у меня не было времени подумать.
Папа оттолкнул меня, крикнув:
— Беги!
Я бы побежала (может быть), но вместо этого пошатнулась на высоких каблуках своих шлюшьих туфель (на этот раз, это были черные босоножки в стиле сороковых годов с открытыми мысками и тонким ремешком на лодыжке) и со всего размаху шлепнулась на задницу.