Спасение
Шрифт:
Костяшки пальцев побелели, когда я вцепился в перекладину с такой силой, что мог бы оторвать ее. Я еще не видел ее, но голос этой женщины вызывает во мне странное чувство собственничества. Темные, грязные чувства моей юности выходят на передний план моего сознания. Я чувствую, что она молода. И, как человек, посвятивший себя Богу в течение четырех лет, самое простое может вывести меня из себя.
— Я понимаю, тогда ваши действия будут оправданы в глазах нашего Господа.
Я провожу рукой по затылку, пытаясь взять себя в руки. — Это он должен
Она усмехается, но в ее смешке слышится грусть.
— Мой муж не из тех, кто когда-либо извиняется за свои поступки.
Я знал мужчин, подобных тем, которого она описывает, еще до того, как стал священником в этом маленьком городке.
— Я знаю таких, — говорю я, погружаясь в опасную непринужденность в общении с этой девушкой. — Не вините себя за его поступки.
— Спасибо, Отец.
Несколько мгновений молчания.
— Значит, покаяния для меня не будет?
Утверждается она.
Кроме того, что я перегну тебя через колено и отшлепаю.
Черт.
Мои мысли уже грязны, а я ее еще не видел.
— Верно, дитя.
— Вы не против, если мы поговорим с глазу на глаз? — спрашивает она.
Чувство тревоги пробегает по моей шее, когда я понимаю, насколько это опасно.
— Конечно, нет, — отвечаю я, хотя должен был отказаться, и тянусь к двери в исповедальню. — Выходите.
Это все равно что пригласить ягненка в логово льва. Сердце бешено колотится, когда я выхожу и закрываю дверь, наблюдая, как ее дверь распахивается. Я затаил дыхание, ожидая, что она окажется такой же божественной, как и ее голос.
Время останавливается, и на пороге появляется самая потрясающая женщина с темно-каштановыми волосами, ниспадающими до пояса, и изгибом фигуры, созданной для поклонения мужским рукам, точнее, моим.
Вся кровь в моих венах устремляется на юг, и я благодарен свободной мантии, когда ее бледно-голубые глаза встречаются с моими. Электричество вырывает кислород из воздуха, и я с трудом втягиваю его в легкие.
Ее глаза расширяются, изучая мой внешний вид, переходя от моей громоздкой фигуры к небольшому количеству чернил, виднеющихся над воротником.
— Привет, — говорит она, ее тонкое горло дергается, когда она сглатывает. — Я Мэдисон.
Мэдисон.
Она чертовски божественна. Она в одну секунду раскрывает все, от чего я пытался убежать. Тьма, которая все еще живет во мне. Тьма, которую я пытался похоронить.
— Рад познакомиться, Мэдисон. — Я протягиваю ей руку для пожатия. — Я Данте.
Она берет мою руку, приоткрывает губы. Они чертовски красивы. Между нами течет электрическая химия. Она всепоглощающая и вызывает привыкание. Она облизывает эти пухлые и сочные губы, словно пытаясь заманить меня внутрь. Черт возьми.
— Приятно познакомиться с вами, Данте, — мурлычет она.
Даже то, как она произносит мое имя, звучит сексуально.
Я знаю без сомнения, что умру, защищая ее от любого мужчины,
— Как долго ты уже убегаешь? — спрашиваю я.
Мой вопрос выводит ее из оцепенения, и она качает головой.
— Девять месяцев, Отец.
Ее поведение меняется, плечи опускаются, как будто ее придавило бремя. Я хочу нести это бремя. Я хочу найти того, кто заставил ее чувствовать себя так, и размозжить его гребаный череп голыми руками.
Ты священник, Данте.
Мое ограниченное моральное сознание говорит. Я потратил четыре года на то, чтобы построить безопасную жизнь вдали от тьмы. А этот ангел ворвался сюда и уничтожил мой самоконтроль. Ей почти ничего не пришлось делать.
И все же тьма слишком сильна.
— Пожалуйста, зови меня Данте. — Я киваю в сторону скамьи в передней части церкви. — Присаживайся, и мы сможем поговорить.
Я должен сказать ей, чтобы она бежала и никогда не оглядывалась. Если она боится своего мужа, подождите, пока она не узнает, какой я испорчен.
Она откидывает каштановые волосы длиной до пояса на плечо, затем поворачивается и садится.
Образ ее обнаженной, обвязанной скотчем, с повязкой на голове вспыхивает в моем сознании. Чего бы я только не отдал, чтобы намотать эти прекрасные каштановые локоны на свои кулаки, когда буду вгонять в нее свой член. Разорвать ее на части, как она того заслуживает.
Успокойся.
Этот надоедливый голос снова заговорил. Я сажусь рядом с ней, ближе, чем следовало бы, учитывая, что мой член — это гребаный камень.
Прикосновение моей ноги к ее ноге заставляет ее напрячься. Ее грудь вздымается и опускается, когда она резко втягивает кислород. Блять. Она не понимает, что делает со мной. Ее тревожная реакция на меня лишь подпитывают темного зверя, прячущегося у всех на виду. Я хочу питаться ее страхом и утонуть в нем.
У нее большая и упругая грудь, обрамленная облегающей, но консервативной бордовой блузкой. Если соски и твердые, я не могу определить это через лифчик. Это раздражает. Мне хочется оторвать пуговицы и выяснить это, засосать соски в рот и поклоняться ей, словно она моя гребаная богиня.
Мой член хочет проделать дыру в штанах и рясе священника. — Расскажи мне о своем прошлом и о том, почему ты бежишь, — надавливаю я. У нее перехватывает горло, и она встречает мой взгляд. — Это долгая и запутанная история. — Ее глаза наполняются грустью. — Я бы предпочла не углубляться в нее прямо сейчас.
Я сжимаю кулаки у боков, понимая, что не могу заставить ее рассказать, от кого она бежит. И все же мне нужно знать. Одна гребаная встреча зажгла во мне одержимость. Я выясню, кто за ней охотится, и как только узнаю, выслежу ублюдка и сделаю так, чтобы он больше никогда не вспоминал о ней.