Спасенное сокровище
Шрифт:
— Получится, а? — шептал он Андреасу.
— Ясно, получится. Как Руди свистнет, так и начнем.
На другой стороне улицы то появлялась из-за угла, то исчезала вихрастая голова Вернера. Короткий пронзительный свисток! Андреас сложил руки стременем и подсадил Петера на стену. Все было сделано в один миг. Только веревку удалось накинуть не сразу, — она все цеплялась за ветвистые сучья. Наконец Петер справился и с этим.
Он спрыгнул на землю. У Вернера тоже все было готово. И вот поперек улицы повис бумажный плакат — белыми буквами на черном фоне
Мальчики снова попрятались в свои укрытия и стали ждать. Немного погодя скрипнула калитка. Грейнерт, как всегда, в обычный час отправлялся в погребок у ратуши.
Переулок показался ему каким-то странным. Он огляделся по сторонам, потом посмотрел вверх: там через дорогу было что-то протянуто. Что? «Здесь живет…» Грейнерт побледнел. В ту же минуту началось настоящее светопреставление: из всех ворот, из-за всех углов повыскакивали мальчишки. Они гремели жестянками и, приплясывая вокруг Грейнерта, распевали во все горло:
Бастуют все шахтеры, Бастуют все шахтеры, Один электрик Грейнерт — Штрейкбрехер и подлец!Грейнерт отпрянул назад. Потом бросился ловить одного из ребят. Петер и другие мальчишки неслись за ним по пятам вниз по переулку и размахивали консервными банками, продолжая орать:
— Штрейкбрехер, штрейкбрехер, штрейкбрехер!
Грейнерт обернулся и попытался схватить Петера, но вся орава уже мчалась назад.
— Ну, подождите вы, негодяи! — пропыхтел он.
На шум в переулке собиралось все больше и больше народу.
— Так ему и надо, — смеясь, сказал какой-то горняк. — Это же позор!
— Видно, получил по заслугам, — подхватила молодая женщина. — Будь он мой муж, я бы его в два счета выгнала из дому.
Мальчишки гремели банками и орали до хрипоты. Если Грейнерту и удавалось поймать одного из них за рукав, тот, визжа, вырывался и начинал распевать еще громче прежнего.
Наконец бедный электрик выбился из сил. Не глядя по сторонам, он бросился назад к своему дому и захлопнул за собой калитку. Люди, посмеиваясь, разошлись. Убежали и мальчишки.
В переулке наступила тишина. Только черно-белый плакат кричал: «Здесь живет штрейкбрехер Грейнерт!»
Пять зарубок
Уже пятую неделю стояли колеса над подъемниками рудников. Для бастующих шахтеров это были долгие недели.
В низкой, полутемной кухне с двумя крошечными оконцами обедало семейство Энгельбрехтов. Шестеро ребят усердно вылавливали бобы из супа, который мать получила в стачечном комитете.
Слышен был только стук ложек о жестяные миски.
— Пятая неделя! — сказал старик Энгельбрехт, обращаясь к сыну, «Энгельбрехту-младшему», как его называли в поселке.
Сын,
— Скоро шестая, — пропищал курносый Андреас и провел пальцем по зарубкам на краю стола.
Четыре большие зарубки означали недели, четыре маленькие — дни. Это был стачечный календарь Андреаса.
— Вот сорванец! — Дед шутливо нахмурил густые брови. — К тому времени, когда придется нести стол в ломбард, от него уже ничего не останется.
Энгельбрехт-младший, не спуская глаз с детей, проворчал:
— Если так будет продолжаться, мы все умрем с голоду.
— Нет, мы не умрем с голоду, — снова вмешался Андреас. — Я сегодня видел Брозовского с повозкой, он вез целую гору капусты!
Мальчишка даже облизнулся.
— Ну и что же?
— Это ему все крестьяне дают, — объявил Андреас и торжествующе оглядел все семейство; он был рад похвастать своими познаниями.
— Крестьяне дают, — повторил отец и подпер голову руками. — Надолго ли этого хватит?
Старый Энгельбрехт ударил кулаком по столу.
— Довольно! — На этот раз в глазах его сверкнул неподдельный гнев. — Когда крестьяне ничего не дают, ты ворчишь; когда дают, тоже ворчишь. Ты слишком часто встречаешься с этим пройдохой Шульце.
— Опять во всем виноват Шульце! Что ты имеешь против него?
— Что я против него имею? — спросил старик и перегнулся через стол. — Я тебе объясню. Да вот хоть вчера. Иду я через площадь. У погребка на ступеньках сидят горняки, и с ними Шульце. Я остановился и слушаю, как этот тип разглагольствует. Битых пять минут простоял, а он все каркает и каркает: «В конце концов мы же все равно проиграем. Так какой в этом смысл?» И так без конца. Самое досадное, что всегда находятся малодушные люди, которые прислушиваются к его болтовне. А хозяевам только этого и надо. И как это ты не видишь, куда клонит этот отвратительный тип.
— Но ведь он же сам был за стачку!
— Потому что ему ничего другого не оставалось. Но ты еще увидишь, он нас предаст. Такие, как он, только и ждут удобной минуты.
Сын стремительно вскочил из-за стола:
— У булочника бери в долг, у бакалейщика бери в долг! Да разве на такую ораву напасешься! — Усталым жестом он надел шапку и, ссутулившись, пошел к двери. — До каких же пор еще терпеть! — сказал он обернувшись.
— Пока не победим, пока медные короли не сдадутся, вот до каких пор, — резко ответил старый забойщик.
— Этого нам придется долго ждать. Они не сдадутся никогда.
— Мы тоже.
Старик погладил обвислые кончики своих светлых усов.
Уже в дверях Энгельбрехт-младший еще раз обернулся:
— Андреас!
— Да, отец?
— Господин Грейнерт сказал мне, будто ты был с мальчишками, которые сыграли с ним эту бессовестную шутку.
Андреас струсил и мысленно уже представил себе, как он стоит перед отцом со спущенными штанами.
— Я объяснил господину Грейнерту, что мой сын такими вещами не занимается.