Спасенное сокровище
Шрифт:
— Свободу арестованным! Отпустите наших товарищей! — кричали рабочие.
Секретарь профсоюза испуганно заморгал глазами. Он надел пенсне и посмотрел на тюрьму. Там и сям за решетками окон мелькали бледные лица. Арестованные поднимали сжатые кулаки.
— Рот фронт! — кричали они.
— Рот фронт! — отвечали им горняки снизу, из переулка.
— Чертово племя! — буркнул Шульце и захлопнул окно.
— Свободу заключенным!
Громкие возгласы проникали в комнату даже сквозь закрытые окна. В дверь постучали.
— Войдите! — устало пробормотал Шульце.
Вошел Рихард Кюммель и нерешительно
— Здравствуйте.
Секретарь профсоюза недовольно поднялся с кресла, но тут же взял себя в руки и радушно улыбнулся:
— Заходите, коллега…
— Кюммель, — робко представился Рихард.
— Да заходите же, коллега Кюммель. Садитесь!
Он указал Рихарду на высокий стул с прямой спинкой, а сам развалился в кресле за письменным столом.
— Ну, что нового, мой юный коллега?
Рихард вертел в руках шапку.
— Я бы хотел выяснить один вопрос…
— Так, так, коллега…
— Кюммель, — подсказал ему Рихард.
— Пожалуйста, коллега Кюммель, говорите смело. Как секретарь профсоюза и как член окружного правления социал-демократической партии я в политике и в профсоюзных делах не новичок, говорю вам это без ложной скромности. — Шульце самодовольно улыбнулся. — Двадцать лет руководящей профсоюзной деятельности, это, дорогой мой, что-нибудь да значит. — Он погладил себя по лысому черепу.
Эта длинная речь ободрила Рихарда, и он проникся доверием к секретарю профсоюза.
— Я вот никак не разберусь кое в чем, — смущенно сказал он. — Наши горняки уверяют, что руководство профсоюза заодно с хозяевами. — Рихард проглотил слюну и, сделав над собой усилие, чуть слышно произнес: — Говорят, профсоюзные руководители обещали медным королям прекратить стачку. Говорят, что они предали нас!
Улыбка исчезла с лица Шульце. Он снял пенсне и, хотя стекла были абсолютно чистыми, принялся усердно их протирать.
— Так, так, юный коллега. Значит, вот что о нас говорят?
Рихард кивнул.
Но Шульце уже овладел собой. Он ударил кулаком по столу так, что тарелка с колбасой подпрыгнула.
— Это просто неслыханно!
Потом улыбка снова заиграла на его лице.
— Боже мой, коллега… коллега Куммер, — начал он вкрадчиво, — в конце концов профсоюзы не могут отказываться от переговоров, нужно всегда иметь запасной выход. Но мы никому ничего не обещали, даю вам слово. Вопрос по-прежнему остается открытым.
«Этого парня я во всяком случае должен успокоить», — думал Шульце.
Зазвонил телефон.
Шульце снял трубку.
— Да! — небрежно сказал он и кивнул Рихарду. — Секретарь профсоюза Шульце слушает. Что? — Он даже привстал. — Галле? Да, да, это комитет профсоюза. Алло, алло! Пожалуйста, фрейлейн, я подожду. Алло, алло! Галле, алло! — взволнованно кричал он в трубку. — Да? Коллега Грабер? Да, это я! Я! Фрейлейн, я же разговариваю. Алло, Галле! Ну, Грабер, что нового, старина? Что, что?.. Ах, вот как, ты звонишь по поводу забастовки. — В голосе его зазвучало явное разочарование. — Так вы опять совещались с предпринимателями? Ну и что?
Рихард слышал торопливый, прерывающийся голос на другом конце провода, но не мог разобрать ни слова. Он только заметил, как округлились глаза Шульце.
— Что? — прервал Шульце поток слов в телефонной трубке. — Прекратить?
— Деньги нужны, — глухо отозвался Рихард, — но не такой ценой…
Шульце не дал ему договорить. Он шагал взад и вперед по комнате, заложив руки за спину и подняв глаза к потолку.
— Поверьте мне, коллега… коллега…
«К черту, не стану я больше повторять ему свое имя», — решил Рихард.
Выждав немного, секретарь профсоюза продолжал:
— Как я уже сказал, в профсоюзных делах я не новичок. Забастовка проведена очень удачно, очень смело. Но ведь стену головой не прошибешь. Теперь наступит спокойное время. Да, да, спокойное время, мой юный коллега… — Но не успел он закончить фразу, как с улицы донеслись пронзительные свистки, цокот копыт, крики.
Рихард побледнел. Он бросился к окну и распахнул его. Шульце осторожно выглянул из-за его спины.
С обоих концов в переулок стекались конные и пешие отряды полицейских. Стальные шлемы и винтовки сверкали на солнце.
— Наши окружены со всех сторон, — в смятении пробормотал Рихард.
Конные полицейские уже врезались в толпу. Какой-то молодой парень лежал на мостовой, ноги его были босы, деревянные башмаки скатились в водосточную канаву.
— Освободите наших товарищей! — раздался из толпы громкий возглас, в котором звучала железная воля и неустрашимость.
У Рихарда болезненно сжалось сердце: он увидел, как полицейский бил женщину. Он видел ее искаженное лицо, широко раскрытые глаза, видел, как, резко повернув голову, женщина вонзила зубы в руку полицейского и тот, вскрикнув, отпустил ее. Рядом другая женщина, раскинув руки, защищала от ударов мужа, которого полицейские старались свалить с ног дубинками. Они ударили эту маленькую щуплую женщину по голове, и она упала. Муж, опустившись на колени, пытался, в свою очередь, заслонить ее от копыт лошадей, но полицейские оттащили его прочь. По всему переулку полиция хватала рабочих.