Спасенные любовью
Шрифт:
Очарование Бекки и суровая мужественность ее отца делали опасным пребывание Бренды в доме у озера.
— Пу-пу.
Она могла бы принять эти звуки за согласие, если бы они не прозвучали как утверждение, сопровождаемое отнюдь не сладостным ароматом.
Бренда перестала подпрыгивать.
— Пожалуйста, не писай на меня. — Бекки устремила на нее серьезный взгляд больших глаз. — Ну, хорошо, давай найдем твоего папу. Пусть отдыхает после того, как приведет тебя в порядок.
— Клинт! Ты где?
Бренда посмотрела на
— Клинт, это не смешно! — громко крикнула она. Еще один взгляд в прошлое: ей тринадцать или четырнадцать лет, она в бассейне наедине с огромным черным жуком — настоящим мутантом величиной с кулак.
Завизжав, Бренда вскочила на стул. В тот день Клинт стал ее героем, но не потому, что он выбежал из дома с видом воина, который готов отдать жизнь ради спасения тех, кого любит. В то время она уже упорно работала над имиджем бесстрашной принцессы-сорванца и была благодарна Клинту за то, что он не стал смеяться над ее испугом.
Вместо этого он неодобрительно отозвался о ее купальнике. Надевая его, Бренда испытывала некоторое смущение, но ей хотелось почувствовать себя девушкой. Однако она не знала, как вести себя, если юноша — или мужчина — отнесется к ней как к взрослой.
Клинт раздавил жука и безапелляционным тоном приказал ей переодеться. Сердито взглянув на него, Бренда ушла, дерзко задрав нос.
— Как такой маленький человечек может испускать такой сильный запах? — пробормотала она, возвращаясь с небес на землю.
Бекки ангельски улыбнулась.
— Где твой папа?
— Да-да, — проворковала девочка и засунула большой палец в рот.
— Ничего нельзя брать в рот, даже собственный палец, когда в воздухе стоит такой запах. Возможно, в нем полно микробов. — На всякий случай Бренда задержала дыхание. Спустя некоторое время она поняла, что никакой герой не придет ей на помощь, и если она не начнет дышать, то скоро упадет в обморок и придавит ребенка своим телом.
И что тогда произойдет?
Держа Бекки на вытянутых руках, Бренда снова воззвала о помощи.
Девочка задрыгала пухленькими ножками, и раздутый подгузник начал наполняться таинственным коричневым веществом.
— Сейчас меня стошнит, — заявила Бренда.
— Пу-пу, — мило согласилась Бекки.
— Спасибо. Так я и поняла.
Держа девочку на вытянутых руках, она бросилась к дому и поднялась наверх, где ей еще не приходилось бывать. От детской, блиставшей безупречной чистотой, на Бренду повеяло холодом — в комнате все было белым: стены, занавески, ковры, колыбелька.
Ребекка сделала странный выбор.
Бренда почувствовала неловкость от внезапно возникшего чувства неприязни к умершей женщине.
— Не мешало бы добавить немного цвета, — тихо заметила она.
— Пу-пу, — согласилась Бекки.
— Но только не коричневого, —
Что делать? Снять подгузник? Господи, неужели нет другого способа?
Положив ребенка на пеленальный столик, она огляделась.
— Перестань дрыгать ногами, — строго приказала она.
Бекки продолжала брыкаться. В комнате было все необходимое: памперсы, кремы и мази, влажные салфетки, ватные тампоны и присыпки. Но Бренда не увидела жизненно необходимых вещей — одноразовых резиновых перчаток, респираторов и освежителей воздуха.
Она сжала бутылочку с присыпкой. Облако белой пыли временно нейтрализовало запах, исходивший от ребенка.
— Клинт! — в отчаянии закричала Бренда.
Ответом послужил рев лодочного мотора. Держа Бекки одной рукой, девушка открыла окно, выходившее на озеро.
Клинт с умиротворенным видом сидел у штурвала и, по-видимому, не испытывал ни малейших угрызений совести, оставив свою гостью в беде.
Бренда посмотрела на удалявшуюся лодку и, переведя взгляд на ребенка, глубоко вздохнула. Этого не следовало делать…
— Сейчас я расплачусь… Сразу после того, как меня вырвет. — Она снова сжала бутылочку с присыпкой.
Настроение Бекки моментально испортилось. Ее личико жалко сморщилось, и она разразилась громким плачем.
Бренда собралась вздохнуть еще раз, но вовремя остановилась. Придерживая извивавшегося ребенка, она высунула голову в окно, глотнула свежего воздуха, еще раз распылила присыпку и взялась за подгузник.
— Нужно рассматривать это как возможность сказать, что я не беспомощная, избалованная женщина, как обо мне думает Клинт! — закричала Бренда, пытаясь заглушить вопли ребенка. Она докажет ему, что может совладать с ситуацией, в которой для большинства женщин нет ничего необычного.
Разве он не изменит своего мнения о ней, когда увидит чистенькую дочь? Она даже приоденет девочку. И, возможно, оденется сама. Расчешет ей волосы. И себе тоже. Она обещала приготовить ужин. От нее не ускользнуло выражение циничного сомнения, с каким Клинт встретил ее слова. Он уверен, что у нее ничего не получится. Если она справится, он будет потрясен. Как и я сама!
— Но ты не хочешь, чтобы он изменил свое мнение о тебе, — напомнила себе Бренда. — Тебе нужно изменить собственное мнение о нем.
Но… она находилась здесь уже четыре дня, и ничего не изменилось.
Напротив, его неловкие и нежные попытки справиться с трудностями, подстерегающими отца-одиночку, обострили чувства, которые испытывала к нему Бренда.
— Я не люблю Клинта Макферсона, — мрачно напомнила себе Бренда.
Однако что, если не любовь, может заставить ее поменять подгузник, из-под которого на белое стеганое покрытие пеленального столика протекает нечто мерзкое и коричневое?
— Вероятно, я люблю тебя, — сказала Бренда малышке, надеясь, что от этого заявления жуткое мяуканье Бекки утихнет.