Спаси меня, мой талисман!
Шрифт:
Недвига уже горела от нетерпения. Неторопливое раздевание показалось ей мучительно долгим. Второй раз в жизни она испытывала сильное вожделение, связанное с одним и тем же человеком. Недвига решительно подняла подол рубахи, оголяя ноги.
Такая настойчивость отрезвила Баяна. Он выпустил женщину из рук. Кругом раздавались похотливые вздохи и стоны. Воздух был напоен желанием. Недвига невольно вновь потянулась к мужчине, но он вдруг вскочил на ноги, взял ее ладонь, потянул. Недвига покорно подалась к нему. Баян подхватил ее на руки и понес за стоянку. Отойдя на приличное расстояние,
Недвига блаженно вытянулась, раскинув руки. На небе не видно ни облачка, и мерцающие звезды подмигивали ей, благословляя ее любовь. И Недвига поняла – она любит Баяна.
Сразу припомнился первый день их встречи. Два года назад она еще могла нравиться мужчинам. Сейчас она не считала себя старухой, но понимала, что уходящие лета и изнуряющая рабская доля не прибавляют ее облику свежести. Одно хорошо – Баян по-прежнему желал ее. Осознание этого наполняло сердце женщины радостью. Присутствие Баяна усыпляло, лишало способности трезво мыслить и думать о будущем.
Лихорадочно мужчина и женщина стянули с себя одежды, оголив жаждущие прикосновения друг к другу тела. Едва увидев женщину обнаженной, Баян набросился на нее, в первобытном порыве ничем не отличаясь от своего грозного предка, покорителя степей, – волка. Недвига не испугалась неистового напора, выгнулась, откинула голову назад, чтобы полнее и плотнее принять мужчину. Оба переплелись, дрожа от возбуждения, сжигавшего их изнутри и потопившего во всепоглощающей любви.
Далеко за полночь Баян и Недвига вернулись на стоянку. Охрана молча пропустила их к дотлевающим кострам. Умиротворенная Недвига тесно прижалась к мужчине и, закутавшись в теплые верблюжьи шкуры, засыпая, подумала, что такой дивной ночи не испытывала никогда в жизни.
Едва первые робкие лучи солнца коснулись лица, Недвига проснулась и тут же повернула голову к Баяну, лежавшему рядом. На нее, не мигая, печально смотрели темные глаза. Женское сердце тоскливо екнуло в груди. Оба думали об одном: скоро придет страшная разлука и, возможно, навсегда.
Время прибытия в печенежский стан неумолимо приближалось, как бы Недвига ни желала его оттянуть. Вскоре показались до боли знакомые войлочные вежи. Женщина невольно притихла за спиной вождя, когда отряд подъехал к стану.
Жители стана переполошились, признав в спутнице Баяна сбежавшую Недвигу. Несмотря на то что она провинилась, печенежские женщины встретили ее доброжелательно и проводили в вежу Баяна, с любопытством расспрашивая, где она пропадала. Все неподдельно сочувствовали ей. Никто не сомневался, что военный совет во главе со старейшинами приговорит ее к смерти.
Порасспросив Недвигу, степнячки вскоре разошлись по своим делам, оставив ее одну. Женщина огляделась. Все в веже было обычным и привычным: войлочные коврики на утрамбованной земле и стенах; ложе, покрытое шкурами; каменный очаг посередине. Огромная куча одежды и дорогих вещей – иноземные покрывала и ткани, различные мужские и женские украшения, серебряная утварь – небрежно валялась на полу у круглой стены. Баяну, как вождю, доставалась большая часть награбленного добра.
В вежу неслышно проникла одна из рабынь.
– Поешь, Недвига.
Девушка принесла миску с мясом и кувшин молока. Недвиге казалось, что от волнения и переживаний она не сможет съесть ни кусочка, но белизна напитка и аппетитный кусок мяса сразу вызвали чувство голода. Перед смертью хоть наесться. Она спокойно принялась за еду, но насытиться не успела – в вежу вошли два крепких воина.
Недвига поставила миску на пол, поднялась с ложа и, не спеша, принялась стряхивать с платья несуществующие крошки, всеми силами стараясь оттянуть неизбежное.
Воины терпеливо ждали. Их бесстрастные лица ничего не выражали, но Недвига подумала, что ее страх заметен и они втайне потешаются над ней. Она гордо выпрямилась и шагнула к выходу.
Пока Недвига находилась в веже, на степь опустилась ночь. В центре стана горел костер, освещая лица старейшин и воинов, собравшихся вокруг него. Старики сидели молча, не шелохнувшись, похожие на каменные изваяния. Шаман с бубном в руках равнодушно смотрел на языки пламени. Баян стоял и мрачно наблюдал за приближением Недвиги, сопровождаемой стражей.
Женщина вступила в круг и остановилась. Суровые лица печенегов не предвещали ничего хорошего. Она поежилась и обратила умоляющий взор на Баяна, ища поддержки, но он уже отвернулся к старейшинам. Главный старейшина кивнул головой, и вождь поднял руку. Воины притихли. Начался совет.
Недвига возвышалась над сидящими, и кто-то сзади сердито ткнул ее в спину:
– На колени!
Она покорно опустилась на землю. Тело ее охватил трепет, по коже поползли мурашки. Из темноты дохнуло леденящим душу холодом. Несмотря на жар костра, женщину зазнобило. Она обхватила себя за плечи и опустила голову, страшась направленных на нее суровых взглядов.
– Почему ты не выполнила волю покойного вождя? – грозно вопросил главный, самый старый, старейшина.
Недвига подняла голову, посмотрела прямо в его мутные большие зрачки.
– В племени, к которому я принадлежала, женщин не заставляли уходить в мир иной вслед за мужем, – прошептала она заранее заготовленный ответ, подсказанный ей Баяном в пути.
С обычаями чужих народов печенеги считались. Обязана ли рабыня подчиняться воле своих хозяев вразрез собственным представлениям о жизни и смерти? Печенеги, растерявшись, молчали.
Старейшина обвел всех суровым взором из-под насупленных седых бровей. Он был по-старчески подслеповат и не мог разглядеть лиц собравшихся у костра, но догадывался об их сомнениях и злился на них за то, что род стал забывать законы предков.
Старец был когда-то вождем, но зоркость глаз исчезла безвозвратно; руки высохли и теперь могли держать только посох; зубы выпали, и еду ему разжевывала рабыня, доживавшая свой век рядом с ним. Он приходился отцом и дедом многим воинам, сидящим здесь, которые и не ведали, от кого были зачаты. Да и он не знал своих детей. Зачем воину обременять себя заботой о семье? То удел женщин – рожать и следить за потомством. А мужчина должен воевать и наслаждаться жизнью, беря в постель любую понравившуюся ему женщину: печенежку ли, рабыню – все равно.