Спаси меня, мой талисман!

Шатрова Наталья

Веселин вернулся на ладью. Здесь его встретил Лютый.

– Вот, принимай племянницу.

Веселин спустил с рук Людмилу. Девочка была развита не по годам. Она уже хорошо разговаривала на хазарском языке, ходила, не падая, ела все подряд, прекрасно обходясь без материнского молока.

Лютый опустился перед девочкой на колени.

– А как нашу крошку зовут?

– Людмила, – охотно откликнулась малышка и сразу потянулась к дяде ручонками, почувствовав в нем родственную душу.

Лицо Лютого преобразилось, засветилось умилением.

– Кажется, вы поняли друг друга, –

улыбнулся Веселин.

Лютого он нашел в прошлое лето в плачевном состоянии, когда приехал в родную весь за Белавой, а увидел пепелище. Лютый был сам не свой от горя. Сначала умерли его дети от неизвестной болезни, затем печенеги разграбили жилище. Защищая кров и жену, Лютый был ранен в руку. Жена, увидев кровь, в ужасе бросилась к нему и попала под саблю печенега. Лютый, не помня себя от ярости, зарубил врага топором. Жена умерла через три дня, а рука у него высохла, и работать он ею не мог. Так и побирался в порушенной веси среди оставшихся в живых сельчан, которые подкармливали его чем могли, пока не появился Веселин.

Узнав от брата, что Белава была беременна от него, Лютый расстроился еще больше, раскаивался, слезно умолял простить его, клялся, что не причастен к гонениям на нее, а тем более к поджогу ее избы. Когда толпа пошла к Белаве, умер его сын и они с женой сидели у постели, оплакивая потерю. А потом нагрянули печенеги. Так рассказывал Лютый, и Веселин поверил ему. Оплакал Белаву и собрался уже уезжать, как Лютый упал в ноги:

– Не оставляй меня одного. Я руки наложу на себя, если бросишь. Кому я, калека, нужен? Я тебе верой и правдой служить буду, только возьми меня с собой.

Делать нечего, Лютый – его единственный кровный родственник, и бросать его на произвол судьбы нельзя. Так и получилось, что Лютый стал неотъемлемой частью всей походной жизни Веселина. Лишь среди людей Лютый чувствовал себя нормально. Одиночество же было для него хуже смерти. Но надо отдать ему должное, несмотря на увечную руку, он старался не казаться обузой, посильную работу на ладье выполнял, в частности – кашеварил.

Пристроив Людмилу в надежные руки, Веселин огляделся:

– А где Жихарь?

– Не знаю, – Лютый пожал плечами, – сразу вслед за тобой и он куда-то ушел.

Веселин вздохнул. Он надеялся поделиться с другом сомнениями. Лютый же, выслушав рассказ брата о Белаве, остался равнодушным, заметив лишь, что, видно, судьбе так было угодно. В общем, ни дружеского совета, ни помощи.

Веселин вышел на пристань прогуляться и еще раз обдумать все как следует. Расхаживая по берегу, он вдруг увидел приставшую ладью с невольниками на борту. И мысли его при виде изможденных людей повернулись в иную сторону. А может, Заккай не такой безобидный малый, как кажется? Вдруг он ненавидел Белаву из-за своей тетки до глубины души и действительно решил продать ее, но только не ему, Веселину, а – другому торговцу, чтобы побольше насолить ей?

Споткнувшись на этой мысли, Веселин огляделся. Лодок с невольниками, кроме только что приставшей, не было, но стояло много других. Речники, известно, народ прозорливый, глаз у них вострый, может, кто-нибудь что-нибудь и видел.

Веселин решительно стал обходить все ладьи, без устали

выспрашивая нужные сведения. Вскоре он узнал, что вчера здесь действительно стояла на приколе ладья с невольниками. А один из речников даже вспомнил, что к ней подходил странный человек – в маске, с огромным свертком, который он еле-еле нес на плечах. Человек вызвал хозяина, развернул перед ним сверток, и в нем оказалась женщина. Вроде бы она была без сознания.

– Где же эта ладья? – спросил Веселин.

– А вчера же и уплыла.

– Куда? – сердце Веселина замерло, ожидая ответа.

Но речник пожал плечами.

– Не знаю, не смотрел. Работы вчера у нас много было, груз таскали.

Веселин еще с час бродил по берегу, пока не узнал, что ладья с невольниками отплыла в сторону Сурожского моря [43] .

Веселин бросился к своей ладье, чтобы отправиться вдогонку. Солнце уже садилось. Зубчатые башни Саркела отбрасывали на реку прохладную сумрачную тень.

43

Сурожское море – Азовское море.

На ладье его встретил Жихарь. Выслушав друга, он покачал головой:

– Я понимаю твое нетерпение, Веселин, но скоро ночь, и ты сам знаешь, что не следует в это время отправляться в путь. Подождем до утра. Да и сведения, которые ты добыл, могут оказаться ложью. Не горячись. Надо еще раз все перепроверить, чтобы зря не мотать ладью.

Веселин понимал, что друг прав, но настаивал на своем.

– Хорошо, – сдался Жихарь, – только позволь мне сходить к одному знакомому, уж он-то точно знает, куда какая ладья отплывает. Он их считает и сведения мытнику передает.

И, не слушая возражений друга, он ушел. Веселин разозлился: здесь каждое мгновение дорого, а он время тянет. Но Жихарь вернулся быстро. Он опередил друга, бросившегося к нему с упреками:

– Погоди, не ругайся. Я все разузнал подробнее. На самом деле было две ладьи, одна действительно отправилась в Сурожское море, а другая – в город Болгары. Твоя Белава находится на второй ладье.

Веселин засуетился:

– Отчаливаем. У нас все готово к отплытию. Ждем только тебя.

– Нет, – покачал головой друг. – На ночь мы никуда не поедем. Ты знаешь сам, как это опасно. Рисковать людьми ты не имеешь права, даже ради любимой женщины. Тем более неизвестно, про нее ли рассказал тебе речник. Ведь лица ее он не видел. Завтра с рассветом и отчалим. Не переживай. На волоке мы обязательно догоним ладью.

– Ладно, – сдался Веселин, понимая, что друг, как всегда, прав.

Глава седьмая

Нестерпимая боль во всем теле. И – покачивание. Белава огляделась: голые доски палубы, на которых скученно сидят люди.

– Очнулась? – спросила молодая женщина, сидевшая рядом.

– Да, – Белава приподнялась. – Где я?

– В неволе. Нас везут на продажу в Херсонес.

– А как я очутилась здесь?

– Тебя днем мужчина какой-то принес. Продал перекупщику.