Спаситель и сын. Сезон 6
Шрифт:
– Ты не поверишь, она живет на одной со мной улице.
Самюэль думал поразить Спасителя, но услышал от него только традиционное «так, так, так». И парень, и девушка – оба проходили у него курс лечения, так что ему довольно давно уже стало известно, что они нашли себе комнаты на улице Бёф-Сен-Патерн. Судьба их сближала, по крайней мере, географически.
– Понятно, тебе плевать, – сказал Самюэль, больно задетый безразличием психолога. – В общем-то, всем плевать…
– Но не тебе.
Молодой человек быстро заморгал и стал очень похож на своего отца. Спаситель вспомнил, что у Андре Вьенера, когда он волновался, тоже начиналось что-то вроде тика.
– Я на ней не зациклился, – сказал Самюэль, сосредоточенно глядя внутрь себя. – Не говорю, что она женщина моей жизни. Но не отнимешь…
– Чего?
– Что это любовь.
– Говоря с ней, ты это почувствовал?
– Да.
У Марго тоже была пара, какой-то парень старше нее. Самюэль заметил его, когда расплачивался на кассе. Сальные патлы, трехдневная щетина. Работает то ли в школе на продленке, то ли в «Макдоналдсе». Что она в нем нашла, непонятно.
Сердечная боль могла мучить Самюэля год за годом, а его отец порхал легким мотыльком от сердца к сердцу. Вот она, разница между чувствительными и невротиками.
Прощаясь с Самюэлем у дверей, Спаситель протянул ему руку и сказал таинственным полушепотом:
– «Мои страсти питали во мне жизнь, мои страсти ее убивали».
– Это еще что такое? – подозрительно взглянул на него Самюэль.
– Руссо. Думаю, тебе это понятно. Он тоже был чувствительный.
Самюэль шел по улице Мюрлен и повторял: «Мои страсти питали во мне жизнь, мои страсти ее убивали». Почему он не может любить Эм? Она славная, сговорчивая и даже хорошенькая. Почему любит Марго, девушку с проблемами, которая никогда с ним не будет? Он что, нуждается в страданиях, чтобы чувствовать себя живым? Самюэль не пришел в восторг от характеристики «чувствительного», которую вычитал в старенькой брошюрке по психологии: «Склонный к размышлениям интроверт*, меланхолик, часто недовольный собой, питает свою жизнь воспоминаниями о прошлом».
«Может, я не люблю сам себя?» – таким размышлением Самюэль завершил свой день.
Спаситель в общем-то был спокоен за Самюэля, его мысли занимал другой пациент – Элла-Эллиот, подросток, которого он вел с двенадцати лет. Поначалу работа была плодотворной и, можно даже сказать, успешной, но в конце концов стала серьезным испытанием. Может быть, пришел день, когда стоит вскрыть гнойник? Сказать Эллиоту, что он на самом деле об этом думает? «А что он на самом деле об этом думает?» – спросил сам себя Спаситель, застыв неподвижно в кресле.
Он вспомнил Эллу совсем еще девочкой в тот день, когда она нацарапала на бумажке признание, что у нее начались месячные. И сказала: «Это отвратительно. Я не хочу, чтобы у меня росла грудь. И вообще не хочу быть девушкой. Мальчиком же быть лучше, правда?» Каким образом она пришла к мысли «я и ЕСТЬ мальчик»? Вообразила, будто все в ее власти: захотела – и превратила себя из девочки в мальчика? Будто она обладает магической силой, как сам Господь Бог?
Спаситель не сразу услышал, что в дверь стучат.
– Да-да, входи, Эллиот, извини, пожалуйста!
– Нет, это я был невежливым… Но дело в том, что я тороплюсь.
Как только Спаситель увидел перед собой Эллиота, он понял, что ни слова не скажет о том, что иногда его так мучает. Эллиот был тем же самым человеком, что и Элла в двенадцать лет, чувствительным и творческим. Изменилась внешняя оболочка. «Принимай все таким, какое оно есть», – подбодрил сам себя Спаситель.
– Случилось то, чего я никак не ожидал, – заговорил Эллиот. – Думаю, вы меня отругаете.
– Так, так, так.
– В меня влюбилась одна девочка из нашего класса.
– Тебя это удивляет?
После почти полутора лет гормональной терапии Эллиот выглядел стройным молодым человеком с тонкими чертами лица, которые становились все более мужественными. Он освоился в лицее Сент-Круа и был уже в выпускном классе. В школе только директор знал о том, что он переменил пол.
– Меня никогда не интересовали школьные влюбленности, – продолжал Эллиот. – Мне никто никогда не нравился…
Спаситель не решился спросить: а Кими? Мальчик-художник, для которого Эллиот писал сценарий для комиксов и которого он взял за руку на улице, когда они ушли после консультации? Это был только мальчик-друг? Вместо этого вопроса он задал другой:
– А что еще ты мне расскажешь?
– О чем?
– О девочке из класса.
– Она напомнила мне дочь короля.
Увидев удивленное лицо психолога, Эллиот объяснил с улыбкой:
– Когда мне было лет одиннадцать-двенадцать, я придумывал разные истории и освобождал дочь короля.
– Так, так, так, – вспомнил Спаситель, – ты был принцем Эллиотом.
– Нет, я был рыцарем. Рыцарем Эллиотом, и я мог творить чудеса.
– А принцесса была в тебя влюблена?
– Я не придавал этому значения. Важно было другое: раз она в меня влюбилась, я мужчина.
– И сейчас то же самое? Девушка дает тебе возможность чувствовать себя мужчиной?
Спаситель двигался по острию бритвы. Что он должен сказать? Как сказать то, что должен?
– Вы задаете вопросы, будто требуете ответа «да» или «нет», – возмутился Эллиот. – Но «да или нет» – это не про меня. Хотя гетеронормативным людям вроде вас очень хочется меня спросить: «Оперироваться будешь? Грудь тебе удалят?» Только вы не решаетесь.
Сам того не замечая, он поднес руку к груди, которую пока бинтовал, и сделал движение, будто ее отрывает. Не обращая внимания на гнев в голосе Эллиота, Спаситель спокойно продолжал:
– А девушка никаких вопросов не задает. Для нее ты мальчик, и в этого мальчика она влюблена.
– А я ее обманываю, вы это хотите сказать?
– Ты тоже требуешь «да или нет», но это и не про меня, – уклонился Спаситель. – Твоя история напомнила мне фильм «Йентл». Ты его видел?
Рассерженный Эллиот отрицательно мотнул головой. Спаситель в нескольких словах передал сюжет: начало двадцатого века, Восточная Европа, девочку по имени Йентл растит отец раввин и тайком знакомит ее с Талмудом, религиозной книгой, чтение которой запрещено для девочек.