Спасти империю!
Шрифт:
Там он прогуливался из конца в конец улицы до тех пор, пока наконец не был, видимо, замечен некой молодой особой. Ероха даже не мог сказать, долго ли ему пришлось гулять эдаким вот образом. Сердце его то и дело ухало куда-то вниз, в голове гремели боевые барабаны, и время для него остановилось. Он лишь запомнил, что в один прекрасный момент с крыльца фуниковского дома на улицу сбежала Весна и спорой, деловой походкой направилась в сторону площади. Ероха двинулся туда же, потихоньку сокращая разрыв между ним и Веснушкой. На площади она стала обходить импровизированные прилавки торговцев,
Нельзя сказать, чтобы на площади у лотков толпился народ, однако и малолюдной ее было назвать нельзя. Как бы то ни было, никто не обратил внимания на Ероху, подошедшего к лотку со всякой галантерейной всячиной, в которой копалась какая-то девица. «Сегодня, как стемнеет, приходите оба», – шепнула она ему.
Слава богу, что зимой темнеет рано. Только отобедали, а за окном уже темень такая, что приходится зажигать фонари. Ероха так торопился, что только копытом землю не рыл, как норовистый молодой жеребец. «Эх, молодо-зелено, – глядя на него, думал Валентин. – Похоже, парень по уши втрескался в эту свою Веснушку». Про себя он не мог сказать ничего подобного. Давно прошли те времена, когда Валентин влюблялся в каждую свою женщину. Нет, несомненно, Марфа Вяземская-Фуникова была чудо как хороша. И секс с ней был не просто добротным, качественным сексом. Это было нечто большее. Уж в чем, в чем, но в этом Валентин знал толк. Таких, как Марфа, дай бог, и встретишь только одну-две за всю жизнь. Потому свидания с нею Валентин тоже ждал с некоторым волнением. Но ни о каких там чувствах и речи быть не могло. Валентин же не сосунок вроде Ерохи.
Сегодняшнее свидание отличалось от предыдущего примерно так же, как добрый ужин, приготовленный умелым поваром, отличается от перекуса всухомятку на коротком привале во время похода. Началось с того, что заботливая хозяйка препроводила своих гостей прямо в баню. Ероха поначалу жался, все никак не решаясь до конца раздеться, чем вызвал заливистый смех хозяйки и ее служанки, а потом, взобравшись на самый верхний полок, все косил налитым кровью глазом на соблазнительную пышнотелую Весну, охаживавшую его дубовым веником. В сторону же хозяйки он и глянуть не решался.
Валентин, вкусив все возможные банные удовольствия, еще и наплавался, и нанырялся вдоволь в огромной холодной купели. Добротной оказалась казначеева купель – глубиной поболе двух, в ширину – три, а в длину – и все шесть метров. Марфа плавала как русалка, ничуть не уступая Валентину, чем немало удивила его, выросшего на берегу моря. Право слово, эта женщина нравилась ему все больше и больше. Если так пойдет и дальше, то он, пожалуй, самым серьезным образом подумает: а не влюбиться ли в нее?
– Где ты так плавать научилась? – спросил закутанный в простыню, как в тогу, Валентин, потягивавший небольшими глотками горячий сбитень из большой глиняной кружки.
– Нигде не училась. Просто умею, и все тут. Я все умею делать лучше других. Я ведь ведьма. Неужто ни от кого еще не слышал? – И засмеялась. Голос ее звучал как журчание весеннего ручейка, смех – как звон серебряного колокольчика. И сама она – чистый ангел небесный. Согласитесь, что, когда эдакое зефирное создание заявляет: «Я ведь ведьма», –
Во время очередного короткого перерыва, когда он, оторвавшись от ее тела, откинулся на спину, она смахнула ладошкой пот с его лба, приговаривая:
– Устал, бедняжка…
Валентин, естественно, и не собирался ставить с нею никаких рекордов, но ее слова все же царапнули его самолюбие, поэтому он предпочел перевести их беседу на более деловую почву.
– Фуников когда вернется? – спросил он.
– Завтра. К вечеру. А может, и поболе там задержится.
– Вот и хорошо, если поболе. А там – это где?
– В Москве.
В этот момент от предчувствия удачи у Валентина даже дыхание на мгновение перехватило.
– А что он делает в Москве, Фуников твой? Небось не знаешь?
– Почему же не знаю? Я все знаю.
«Ох, – мысленно вздохнул Валентин. – Я еще влюбиться в нее собирался… Нет, бабы везде одинаковы, что у нас в двадцать первом, что здесь, в шестнадцатом… Как только почувствовала, что тебе от нее что-то нужно, так сразу пошло раздувание понтов!»
– Так скажи…
– Зачем тебе?
– Ни за чем… Просто.
«Провел, называется переговоры. Выудил информацию у глупой бабы…»
– А если ни за чем, то я тебе ничего и не скажу. – Она вновь рассмеялась как в колокольчик позвонила.
«Эй, эй, деятель, ты сам себя загнал в тупик! Делай что хочешь, но спасай ситуацию!»
– Да будет тебе, Марфа, – примирительным тоном начал Валентин. – Ты меня не так поняла. Просто… Казначей мне теперь как родственник. Он уехал, я пришел. Он приедет, а мне уже надо будет заранее убраться отсюда, чтобы тебя ненароком не подставить. Вот и интересуюсь… – Не бог весть какое обоснование, но за неимением лучшего…
Она вновь рассыпала свой легкий смешок серебристым звоном.
– Он деньги повез князю Юрию. На строительство нового кремля.
– А-а… Это Долгорукому?
– Ему самому. Цареву дядьке.
– А Висковатый зачем с ними поехал?
– Так он же тех иноземных мастеров нанимал. Хотя, думаю, мог бы и не ездить. И без него расплатились бы.
«Про Федьку и спрашивать незачем. Для охраны поехал. Все-таки доверенное лицо».
– А там что… Все работы завершены?
– Нет еще. Но многое уже сделано. Красота-а…
«Совсем другое дело. Это уже конструктивный разговор!» – Валентин собрался было продолжить вечер вопросов и ответов, но ненасытная казначейша, закрыв ему рот поцелуем, уже оседлала его. Сказать, что Валентин с нетерпением дожидался возможности продолжить разговор, было бы не совсем справедливо – все-таки время он проводил не без приятности для себя. Но при первой же возможности он не преминул задать вопрос своей партнерше:
– Слушай, Марфуша, а Фуников в первый раз деньги в Москву повез или и прежде ездил?