Спасти Каппеля! Под бело-зеленым знаменем
Шрифт:
— У меня к вам просьба, Константин Иванович, даже две.
— Я сделаю все, что вы скажете, государь…
— Мики, называйте меня в нашем тесном кругу так. И на «ты», делить нам нечего, а вот сделать можем многое. Главное, от этого кошмара державу уберечь. И мы должны спасти Россию, господа, — Михаил Александрович обвел тяжелым взглядом друзей-собеседников и тяжело вздохнул.
— Надо их всех перестрелять, пока они без опаски ходят. Я тут списочек набросал давно, готов хоть сейчас приступить к ликвидации, — Шмайсер деловито улыбнулся и расстегнул карман френча.
— Не торопись, Андрей. Шлепнуть —
— А ведь мы с тобой коллеги, оба академию Фрунзе закончили. Только я на полвека раньше. Перед финской. Слушай, ты все рассказал, но мне интересно, какая у тебя «вывеска»?
— Ты имеешь в виду «железки»? — Ермаков усмехнулся. — Не так и много. Две «Звездочки», медалей горсть, одна «БЗ». И все, больше при коммунистах я не получал.
— А при «демократах»? — поинтересовался Михаил Александрович.
— «За заслуги перед Отечеством» четвертой степени с мечами, орден «Мужества», ну и медалюшки.
— А статус какой? Названия мало о чем говорят.
— «Заслуги» содран целиком со святого Владимира, даже девиз на звезде точь-в-точь. Крест тоже красный, только в центре двуглавый орел. А вот орденская лента алая, Александровская. «Мужество» сделано ополченческим крестом на колодке, лента Анненская, только цвет темно-красный.
— «Клюква» на новый манер?
— Нет. Анну четвертой, насколько я помню, цепляют на оружие, чисто боевая награда. А этот орден скорее Анна третьей степени с мечами. Так ближе. Хотя и штатским дают, и милиции.
— Тогда без мечей положено. Ну да ладно. «За Сибирь» здесь получил, вижу. «Вывеска» у тебя изрядная, знатнее моей будет.
— А подробнее нельзя? А то я раскрылся, настала и ваша очередь.
— Можно и поподробнее, только коньяку выпьем, — Фомин взял бутылку и скромно плеснул на два пальца по бокалам. Пили немного, для расслабления, а не забвения. Искали истину, но не ту, которая в вине находится.
— В тойжизни мне генерал Каппель «Егория» дал, адмирал Колчак уже третью степень пожаловал. На Тоболе от своих отстал, ранен был. И к красным угодил, пришлось служить. За войну с поляками «Знамя» получил из рук Тухачевского, «Звездочку» от Блюхера за КВЖД. Вторую от Ворошилова за финскую. И подполковника, на танковый полк поставили. Вот так и служил под чужой личиной, а они всю мою родню в лагерную пыль стерли, — Фомин скрипнул зубами от ненависти, хотя до пережитых им времен было еще далеко, да и состояться эти времена окаянные не могли. Хотя кто знает?!
— В сорок первом году сбег, не захотел за коммуняк воевать. Служил сержантом в РОНА на «Т-34», наводчиком. В последнем бою сжег три танка, и ушли мы все экипажем на болота. Там Поганкин Камень стоит…
Фомин замялся, подбирая слова. Взглянул на Шмайсера, а тот одобрительно кивнул.
— Мой род хранителямитам был, век за веком, то капище языческое древнее. Так вот, кровь мы там мою пролили и…
— Вратаотворились, и вы попали с сорок третьего в восемнадцатый, в Пермь, где спасли от смерти великого князя Михаила, которого должны были убить и сжечь в печи Мотовилихинского
— Ты знаешь про врата?
— Знал бы ты, сколько литературы и разных фильмов проглядел за год! Голова распухнет, такое творят. Думал, сказки, но видно в них…
— Намек, и добрым молодцам урок?!
— Оно так, я согласен. Тогда я за тебя продолжу, а ты поправь, если ошибусь где-то. В Перми вы местным чекистам бойню устроили, здание взорвали, а из ДШК пароходы перетопили на Каме. Потом участвовали в Ижевском восстании, сколотили лучшую дивизию. Пытались предостеречь Колчака, но он не внял вашей просьбе. Месяц назад меня удивили некоторые несовпадения истории — Келлера не убили в Киеве, Миллер эвакуировался на Мурман, и главное — император жив и здоров! Не удивляйся, КРО умеет работать и многих пермяков с ижевцами опросили. А я выводы сделал.
— Все верно, Костя, ты умеешь работать, — Фомин только улыбнулся.
— А ты у кого служил — Канарис, Штудент или Скорцени? — Ермаков посмотрел на Шмайсера, но тот улыбнулся в ответ.
— Ты удивишься, но на Берию! ОСНАЗ НКВД, старший лейтенант госбезопасности. Отмечен «Лениным» и «Звездочкой». А также обласкан Канарисом — Железными крестами обоих классов. Агент «на вырост», папашка в Коминтерне сейчас трудится, обер-лейтенант рейхсвера.
— А «фон» настоящий или «поставленный»?
— Обижаешь меня, самый что ни на есть доподлинный. Андреас Фридрих Вильгельм фон Путт унд Шмайсер. Последнее без кавычек. Мы с одним «с» завсегда жили. Приставлен к РОНА наблюдателем, со всеми судьбу разделил. Четверо нас было, да двое в Перми погибли. И Шмайссер настоящий. И Попович. Нас двое и осталось.
Ермаков усмехнулся — полгода назад он бы этих двоих придушил без сожаления, ибо они ассоциировались у него с предателями. Власовцы. А теперь многое изменилось в его душе, он осознал, что самыми страшными предателями и погубителями России были большевики, коммунисты. Ибо готовы были положить миллионы людей за свою безумную идею. Разорили страну, морили голодом, лгали, давили. И что получили в итоге?!
Константин раньше считал, что предателями становятся те, кто боится за свою шкуру. А как назвать этих? Орденами и шрамами усыпаны, коммунистов ненавидят смертно, особенно Фомин. И есть за что! А что ему было делать — идти в НКВД и заявить, что готов за советскую власть воевать?! Если сразу не шлепнут, то в штрафную роту отправят. Со Шмайсером проще — он немец, разведчик, и потому любая его личина понятна, Штирлиц тоже не плюшками баловался.
А страшным было то, что коммунисты любых своих врагов в предатели Родины автоматически записывали, но предавали ли те свою Родину?! А ведь сами коммуняки свои тридцать сребреников из рук тех же немцев получили и устроили кровавую бучу. И как назвать их после этого? А их последыши, что живо перекрасились и вершат судьбу России в далеком и потерянном будущем — их как назвать? Может, спасителями?! Тогда почему всех тех, кто с оружием в руках против большевиков поднялся, врагами и предателями считают до сих пор, и продолжают судить по советским законам, хотя сам СССР сгинул, а народы, его населявшие, ругаясь и отплевываясь, по национальным квартирам разъехались.