Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала
Шрифт:
— Что ты мелешь, ты, видно, с вечера пьян?! Вон «Орлик» стоит, только сейчас прибыл из Михалево. И нас точно по телеграфу предупредили о его выходе. Ваш же Навотны и предупредил…
Иржи повернулся и обомлел, он почувствовал, что сердце подкатилось комком к горлу. Между вокзалом и длинными пакгаузами стоял узнаваемый силуэт бронепоезда, но в несколько ином составе — концевой бронемотовагон отсутствовал, а на его месте была прицеплена одна из двух передних бронеплощадок. А самым страшным было то, что «Орлик» уже развернул свои орудия…
— Алярм!!! — во
Договорить капрал не успел, он уже падал на снег, пытаясь укрыться за грудой сваленных бревен. Но он увидел, как из орудий вылетели длинные языки пламени, и тут же в штабе ухнуло, во все стороны полетели стекла и кирпичи.
Через пять секунд громыхнуло еще раз, потом еще и еще — пушки били беглым огнем, без промахов. Да и какой промах может быть с трехсот шагов, для трехдюймовки это почти пистолетная дистанция. Иржи казалось, что обстрел стал бесконечным — снаряды разносили в клочья деревянные дома на гребне, крушили каменные постройки.
Русские знали, куда стрелять — здесь, прямо над вокзалом, в этих, теперь уже почти полностью разрушенных зданиях, располагались два батальона пятого полка 2-й дивизии. И потому на бронепоезде снарядов не жалели, да и пулеметы уже захлебывались стрельбой, как бывает при перегреве стволов.
И только когда взрывы перестали сотрясать под ним землю и переместились в сторону, а в воздухе прекратили гневно свистеть над его головой пули, Иржи поднял голову и оцепенел…
Половина штабного здания превратилась в груду битых кирпичей, а вторая половина пылала погребальным костром. Вместо добротных усадьб разлилось зарево пожаров, дым и пламя клочьями рвались к небу. Капрал подумал, что если русские перенесут огонь на предместье, то через четверть часа там будет такой пожар, который полностью испепелит все — дома, людей, животных. Огромный кратер вулкана…
Но бывший чешский бронепоезд по городу не стрелял, ограничившись лишь тотальным уничтожением зданий с чешскими солдатами в привокзальном районе. Зато правее рощи Звездочки творился ужас — казармы мятежного 53-го полка были под массированным обстрелом.
Над разрывами время от времени взлетали красные и зеленые ракеты, освещая местность не хуже взрывных вспышек. Колер насчитал не менее шести одновременных взрывов — но при этом башни бронепоезда сейчас молчали. А это означало только одно — русские пустили в ход другие бронепоезда и минометы…
Иржи перевел взгляд на вокзал — он был уже полностью захвачен русскими десантниками, которые перебежками, при поддержке многочисленных пулеметов, готовились забираться на хребет и закончить тем самым уничтожение чешских солдат. Дело запахло совсем худо, и Колер решил, что пора «смазывать пятки», ведь так говорят эти проклятые русские изменники в трудных для них ситуациях…
— Всем отходить на гору к Иркуту, затем спускаться вниз! — зычный голос прозвучал совсем рядом, и капрал повернулся.
За ним стоял генерал Сыровы. Но, Боже, в каком истерзанном виде! Шинель была разорвана и закопчена, от нее продолжали
— Банзай! Тенно хейко банзай! — слитный знакомый рев ускорил отступление чехов, кое-где они просто обратились в бегство. Это не русские, и если самураев прибыло много, то связываться с ними себе дороже, тем более что за ними стоит артиллерия бронепоездов. И Иржи бросился бежать, спасая свою жизнь в очередной раз…
— А братушки нас явно не ждут, Петр Игнатьевич. Удачлив наш ротмистр, новый Суворов, право слово, пал им на голову, как снег, — лейтенант Миллер возбужденно притопнул ногой по железной палубе.
Глазковское предместье гремело от взрывов, вспышки опоясали всю привокзальную гору, за рощей Звездочкой разгорались пожары. Нападение бронепоездов Арчегова было полностью внезапным, вряд ли чехи смогут сейчас организовать сопротивление.
Но и отвлекаться на обозрение сухопутной баталии старший лейтенант Тирбах не мог — стеньговые флаги, что означает готовность к бою, были подняты на всех русских кораблях небольшой эскадры. Вот только противника Петр Игнатьевич пока не наблюдал…
«Кругобайкалец» шел во главе отряда, расталкивая носом плавающие льдины, к нему присоединилась «Волна». А «Михаил» под вымпелом командующего флотилией шел далеко позади — машина на нем основательно сдала после долгого ледового перехода.
— Петр Игнатьевич, а вот и чешский пароход, вон там, у монастыря крутится, — Миллер протянул вперед руку, и Тирбах немедленно прижал бинокль к глазам.
Крякнул завистливо — хорошие у немца глаза, в темноте видит как кошка, а он сам разглядел только смутный силуэт у высокого берега, да и то через прекрасную цейсовскую оптику.
— Баковое! По понтону огонь! — крик лейтенанта ударил по ушам, и Петр поглядел вправо — у сорванного понтона на берегу Ангары шустро копошились какие-то тени, и только сейчас, к своему ужасу, Тирбах разглядел, что это солдаты, и они занимаются препакостным делом — разворачивают в сторону кораблей трехдюймовую полевую пушку.
С «Волны» судорожно залаяли пулеметы — кондуктор Павленко дело знал туго, а потому сразу же обстрелял прислугу. В ответ затарахтел чешский пулемет, но расчет взял слишком высокий прицел — пули дырявили скосы жестяной рубки, на головы посыпались раскаленные брызги свинца, шелуха от краски забивала глаза.
Корпус ледокола тряхануло — расчет горной трехдюймовки начал обстрел чешской пушки. Второй снаряд смел прислугу, а третий подкинул полевое орудие. Оторванное колесо сорванным осенним листом закружилось в воздухе и рухнуло сверху на искалеченный лафет. Тирбах облегченно вздохнул — главная опасность была умело уничтожена.
— Молодцы немцы, к Георгиям нужно представлять, — пробурчал Петр, и тут правую щеку обожгло, он ладонью машинально за нее схватился, пальцы тут же окрасились кровью.