Спасти Осень
Шрифт:
— Ого! — воскликнула я. — Это которые очень редкие и очень дорогие?
— Да, они самые. У меня есть одна такая, я её десять лет выращивал.
Он закрепил получившуюся косу лентой, и я повернулась, чтобы взглянуть на мужчину: Ракх печально улыбался, держа в руке тот самый круглый амулет.
— Вот, смотри.
Он раскрыл половинки кругляша, и кухню озарило холодно-голубое сияние маленькой подрагивающей звезды. Она была совсем как небесная, но намного более яркая и близкая.
— А можно потрогать? — прошептала я, заворожено глядя
— Да.
Невесомая нежность пуха, прохлада летнего ветерка, что несёт с собой частицу реки. А в серединке — уютная мягкость пастилы, но жаркая, как монетка на солнце.
— Удивительное создание.
— Перебродившая и переродившаяся магия, — улыбнулся Ракх, закрывая амулет. — Чем ещё я могу помочь?
Мы несколько мгновений смотрели друг на друга, и мне снова хотелось его поцеловать.
— Нарежь, пожалуйста, хлеб. И сыр тоже. А ещё принеси из погреба какой-нибудь компот.
— Хорошо, — кивнул мужчина и пошёл к маленькой дверце. — Раньше я именно там создавал тьмушек, пока не понял, что им нужно живое общение.
— А почему они такие бешеные?
— Они ведут себя непредсказуемо, потому что в них слишком много всего намешано. Могут кричать человеческими голосами, летать, ползать и кувыркаться, быть невидимыми и принимать самые разные облачные формы. Ого! — донёсся его голос снизу. — А откуда у нас в погребе столько еды?
— Бездельничать не умею, — улыбнулась я. — Жаль, теперь всё пропадёт.
— Мы постараемся съесть большую часть, — утешил меня Ракх, появляясь с двумя большими банками. — Не удивляйся. Когда мне становится легче, я всегда много ем.
— Замечательно! Тогда, может, позовём Аника сюда?
— Я бы попросил тебя самой это сделать. Он считает, что ты больше не захочешь с ним разговаривать, и признал, что вёл себя по-хамски. Сходи, если не трудно. Выслушай его. И прости, если сумеешь.
— Я уже не злюсь.
— Вот и скажи ему об этом, а я вас здесь подожду.
— Он дорог тебе? — уже на пороге обернулась я.
— Аник мне как младший брат, ну, или сын. Да, я дорожу им, и готов многое простить.
Я вздохнула и вышла из кухни. Если признаюсь ему в любви — простит ли он меня за упрямство и поспешность чувств?
Уже наверху я спохватилась, что не спросила, в какой комнате парень сидит. Но, пройдя по коридору, всё сразу поняла: из-за приоткрытой двери гостевой спальни доносилось едва слышное всхлипывание. Я настолько не ожидала увидеть Аника плачущим, что застыла у порога, лихорадочно соображая, как его утешить, что сказать. Но, поборов робость, вошла после стука.
— Аник, пойдём кушать.
Лет вскинул на меня заплаканное, чумазое лицо, и принялся поспешно утираться.
— Солнечные псы… Прости. Не ожидал, что ты удостоишь меня…
Я подошла и села рядом с ним, осторожно касаясь широкого плеча.
— Всё прошло. Если ты и правда сожалеешь — я больше не сержусь. Просто представь, каково мне было хоронить Ракха! — подумала чуть и добавила: — Тем более живого. Он ведь, когда очнулся, приказал закопать его в саду.
— Это нелегко — терять близких. И тебе было нелегко, а я… Ну, болван… Хотел, чтобы он наконец-то признал, что я взрослый, а сам поступил как малолетний неуправляемый дурень. — Он поправил порванный ворот. — Мы все здесь сироты, даже твоя лисичка.
— Именно. И должны поддерживать друг друга, а не подставлять. Поэтому, пожалуйста… Не веди себя больше как свинья.
— Я постараюсь, — серьёзно глядя мне в глаза, пообещал парень. — И сейчас спущусь, только умоюсь и переоденусь. Вот, Ракх дал мне свою одежду…
Я выходила из комнаты с улыбкой. Пусть звёздный купол неба скрепит нашу странную семью, и лет наконец-то поймёт, что никому, кроме Ракха, до него нет дела. Тёмные хотели использовать парня в своих целях, не иначе. А потом запросто могли прибить и выбросить. Ракх же заботился об Анике искренне, потому что дорожил им.
Я решила, что заберу с собой Кутерьму. И так уже, бедная, долго сидит взаперти! Лисичка, едва увидев меня, принялась скакать по комнате и разбудила Тэма.
— Идём. Побудешь с нами. Глядишь, тебя ещё чем-нибудь угостят. Ой!
Коршун взлетел, примерился, и аккуратно опустился на моё плечо. Он, оказывается, был тяжёлым, и острые когти чувствительно сжимали кожу сквозь халат — плащ Ракха я оставила на кухне.
— Ты тоже с нами? — улыбнулась я. — Ну, пойдёмте.
Было непривычно нести на себе строгую молчаливую птицу. К тому же на мне не было ни платья, ни жилета, а у вардарцев женщина в таком домашнем облике — сорочке и халате — имела право появляться только перед мужем. Хорошо, что никто не мог осудить меня со всей строгостью, разве что Ракх… Мне даже хотелось, чтобы он, как тогда, рассердился, мне хотелось принадлежать ему, как жена принадлежит мужу.
Когда я вошла в кухню, маг молча сидел за столом. Он поднялся мне навстречу и приказал:
— Тэм, ко мне.
Птица взлетела, слегка оцарапав мне плечо, и устроилась на руке хозяина, но Ракх ссадил коршуна на комод. Кутерьма же, учуяв яйца, мило облизнулась и посмотрела на меня просяще.
— Послушно садись в уголке, глядишь, и получишь кусочек, — сказала я, и лисичка неохотно отошла.
— Странно, — между тем сказал Ракх, отодвигая для меня стул, — Тэм обычно ни к кому не идёт.
— По тебе соскучился, — отозвалась я. — Вот и решил на мне до кухни прокатиться. Давай пока разложим омлет по тарелкам. Как раз Аник спустится — и начнём наш очень ранний завтрак.
Парень пришёл через минуту, неуверенно нам улыбнулся и сел по правую руку от Ракха. Они оба смотрели на меня, словно ждали команды, и я сказала:
— Налетаем?
Для мужчин это был сигнал. Оба ели с аппетитом, Ракх — сосредоточенно и спокойно, Аник поспешно и неаккуратно, но мне было всё равно. Главное, что мы были вместе, и в моей душе смутно шевельнулось почти забытое ощущение тёплого единства.