Спасти СССР. Часть 4
Шрифт:
— Слушай, а почему у вас тут так много группировок?
Вахит подал плечами. Они шли по парку, который им предстояло охранять. Парк неприятный, кустарники и большой овраг посередине
— Кто знает. Как то так повелось. А потом стало уже нельзя не вступать. Кто не в группировке — тот ее добыча. Любой может остановить, вывернуть карманы, избить, унизить. И так раз, другой, третий. Поневоле вступишь. Мы хотя бы выбор даем — можно и к нам. Мы если деремся — то за правое дело. И людей не унижаем, а защищаем.
Через какое-то время. 14 октября 1986 года.
В школе группировщики были видны сразу — неопрятная одежда, не носят галстуки, на всех переменах кучкуются обособленно, причем не по классам. Наглое, вызывающее, развязное поведение, в том числе на уроках. Учителя их даже не пытались спрашивать — смысл? Три пишем — два в уме, и это устраивало обе стороны.
Дотянуть до восьмого и выпихнуть в ПТУ. Дальше расклад понятен — армия или тюрьма...
На перемене к нему подошли
— После уроков на выходе тормозни. Базар есть...
Игорь таких вещей никогда не боялся — и сделал, как сказали. Какой-то шкет — у группировщиков, как он потом понял, всегда молодняк на посылках, даже второй третий класс — подбежал, спросил
— Ты Игорь?
— А кто спрашивает?
— Там тебя пацаны ждут. За школой.
Среди пацанов оказался и Глист, всего было не меньше двадцати человек, что само по себе говорило о том что школу полностью контролирует контора. Игорь заметил, что Глист держится подальше... это хорошо, значит, боится.
Но «базар» пошел не по правилам, не так как он ожидал. Прилично, в джинсу упакованный паренек с неприятным, каким-то лисьим лицом, поинтересовался
— Как звать? Откуда?
— Игорь. Из Одессы
— Я Ринат — сказал паренек — местный. Прописаться хочешь?
— Это как?
— Мотаться с нами. Тебе вступилово не нужно, ты и так все доказал. Тебе сколько лет?
— Тебе какая разница?
— Можно сразу в старшаки. Долю будешь иметь. Ты же боксер, профи.
Игорь вдруг понял, что знают они поразительно много для простых хулиганов. И краем глаза заметил, как зло, неприятно зыркнул Глист
— Нет, спасибо. Я из оперотряда
Ожидать можно было всякого — но Ринат только кивнул
— Знаю. Но там фигня. Лошье всякое туда идет, обоссанные примыкают — короче, те, кто больше нигде не нужен.
— Врешь.
Но Ринат не обозлился и тут
— Как знаешь. Хочешь с лошьем тусить — твое дело. Только знаешь как говорят — с кем поведешься, от того и наберешься...
Игорь стоял в независимой позе, но все же готовый обороняться, но тот парень с лисьим лицом лишь смерил его взглядом, кивнул — и двинулся прочь. За ним молча двинулись остальные — никто не попытался ни сказать что-то, ни поддеть, ни тем более ударить. Полное подчинение. Игорь впервые увидел, что такое контора...
— Кто там был?
Игорь начал объяснять — уроки, какими его снабдили в Одессе, научили его хорошо запоминать людей, приметы и составлять годные для работы словесные портреты. Одним Валерий Васильевич заинтересовался
— Лицо лисье? И говорит так... с растяжечкой. Как будто устал. Так и есть.
— Ну, могу поздравить. Значит, до самого Лиса дошло.
— Лис — это тот, с лисьим лицом? А он кто?
— Лис то?
Валерий Васильевич помолчал, словно взвешивая, стоит ли говорить, и если стоит, то что именно. Потом продолжил.
— Лис не такой как все, он чуть в стороне держится, в драках старается не участвовать, но он опаснее их всех. Почему в группировки идут, понимаешь?
— За защитой.
— И не только. Кто-то за защитой, а кому-то просто нравится чувствовать себя выше других. Вот Лис из таких. Он бы мог быть неплохим пионерским командиром отряда. Комсомольцем. В Афганистане — командиром, сержантом.
Валерий Васильевич замолчал, думая что-то свое. Потом продолжил.
— С той стороны — не все просто шпана, мордовороты или из неблагополучных семей. Лису нравится, когда ему подчиняются люди. И он ведет их на плохое. Милиция подозревает его в том, что он и другие группировщики вымогают деньги у фарцовщиков и спекулянтов. Доказать ничего нельзя. Лис не раз ездил в Москву, зачем — неизвестно. У него вся семья в торговле, мать, сестры. А Лис — видимо задумал пойти еще выше. Ты знаешь, что он был пионером и на хорошем счету? А в прошлом году вступил в комсомол
Игорь удивился
— И его приняли?
— А какие основания отказывать? Мы пытались. Как нам сказали, комсомол — массовая организация и мы не имеем права отказывать в приеме на основе слухов и подозрений, ничем не подтвержденных. Парень хорошо учится, признает устав, на все вопросы при вступлении ответил правильно, готовится поступать в институт, на юридический, на факультет, на котором учился сам Владимир Ильич Ленин, общественно активен. Думаю, ему помогли
— Кто?
— Кто знает... неладное что-то происходит. Неладное. Например...
Валерий Васильевич сменил тему
— Ты знаешь, что такое садюшки?
Игорь кивнул
— Кто ж не знает...
Садющки — это такие короткие, идиотско-садистского содержания стишки, которые в последнее время рассказывали от детских садов до старших классов школы, идиотски при этом хихикая. На антисоветчину они не тянули — но содержание было неприятным. Легендой и видимо первым стишком — садюшкой был такой
Мальчик в овраге нашел пулемет
Больше в деревне никто не живет.
Потом мальчик находил мину, торпеду, ракету, жертвами становились самолеты и поезда. Смысла в стишках не было никакого, но они множились и множились
— А как думаешь, кто их придумал? Откуда они взялись? Согласись, не Пушкин, но написано весьма складно?
Игорь задумался — а правда... откуда это всё?
— Не знаю. Валерий Васильевич, а при чем тут садюшки?
— Не знаешь? Ну, послушай. У нас учебы бывают, так? Выступают на них неглупые люди. Так вот, на крайней разбирали, в том числе садюшки. И человек с докторской степенью сказал, что садюшки — это не народное творчество, они не имеют пересечений с обычными типами частушек, припевок и тому подобного фольклора. Русскими, народными, степными — хороводными. Они написаны профессионально и имеют целью с юных лет внушать безнаказанность, презрение к ценности человеческой жизни и к закону. Тот, кто в семь лет пересказывает эти садюшки — откладывает в подсознание то, что перестрелять целую деревню, заложить бомбу в самолет, пустить под откос поезд — это не страшно это смешно. А что будет через десять — пятнадцать лет? Кем станет человек воспитанный садюшками?