Спасти СССР. Часть 5
Шрифт:
— Не верится что-то. Лучше по-хорошему скажи. Тебя из Москвы договариваться послали?
— С кем?
— С Анзором!
— Да я то кто! Я журналист!
— Ну, ваш Человек и закон. Поговаривают, где вы там день разбоя с мордобоем.
…
— Раньше если надо было руководство где-то поменять — посылали проверяющих. А теперь вот посылают журналистов. Так?
— Я просто журналист — упрямо сказал Мазур
— Да нет, милый — сказал мужик — не просто. Как ты попал к Анзору?
— Пригласили.
— Вот так — просто пригласили?
— Да.
Мужик
— То ли ты дурак, то ли ты умный слишком. Ну, допустим. И о чём вы говорили с Анзором?
— Да мы не успели толком поговорить — вы ворвались!
— То есть, прибыли сотрудники милиции.
…
— Хорошо. Допустим. Анзор похитил человека. Ты с ним говорил об этом?
— Нет.
— А знаешь, что он похитил человека?
— Нет
…
— Да я увидел, как кого-то из подвала ведут! И всё!
— То есть ты с ним не говорил?
— Нет!
Начальственный мужик смотрел на него, явно размышляя, что делать. Потом покачал головой
— Нет. Не верю.
— Да что здесь вообще происходит?! — психанул Мазур — вы что!? Мы что-то нарушили!? Позвоните в Москву, в редакцию!
— Позвоним, обязательно позвоним — мирно сказал мужик и, перейдя на крик, заорал — встать! Встать я сказал!
…
— Из карманов всё на стол! Живо!
Мазур принялся выкладывать всё из карманов. Ключи, портмоне, журналистское удостоверение, пачка сигарет, зажигалка, жвачка и…
Какой-то пакетик.
— Это что? — зло сказал мужик
Мазур не понимал, как это оказалось в его кармане. Вот тут он понял — когда его ударили по почкам — это для того чтобы он отвлёкся на боль, а в это время и подсунули
— Это не моё.
— Все так говорят. Где взял?
— Не моё.
— Ничего. Экспертиза установит. А такой молодой. Пять лет обеспечено.
Мужик снял трубку
— Давайте понятых…
— Да это не моё!
— Твоё — не твоё, экспертиза установит.
— Я не употребляю наркотики!
— Значит, продавать нёс. Анзор дал?
…
— Ну, смотри. Молодёжь пошла. Бездельники, одна половина танцует, другая поёт. К станку вас надо, к станку. Когда Иосэб Бессарионович был, порядок был, не то, что сейчас. Распустились. К ворам в законе ездят. Но ничего…
…
— Наведём порядок.
Далёкое прошлое
Мой милый Ангел, ты снова здесь.
Проснись, поведи крылом.
Мой милый Ангел, ты был и есть.
И мы теперь никогда не умрём.
Дорогой дальней среди холмов.
Мой Ангел, веди меня
И да, оставь хоть немного слов
Для меня…
Кабинет, в котором всё происходило, был свежим — совсем недавно провели субботник, убрались, покрасили всё. Всё было по новой моде — белёный верх, низ либо крашеный, либо отделан деревом. Здесь — крашеный, кабинет не начальства. Но дверь утеплённая, с прослойкой ваты,
Задержанный был свежим, ещё не пропитавшимся духом тюремной камеры. Не сломленным. У него не было ремня, во всём остальном — он был ещё в гражданском. Содержали его в одиночной камере, если бы не это — с ним в первую же ночь расправились бы уголовники. Здоровый, красивый ещё — правильно товарищ Сталин говорил, чекистская работа мужицкая. Наглый, вызывающий взгляд, усмешка на губах. Хозяин. Победитель — из той уже уходящей породы победителей.
Они ещё не поняли, что времена их — прошли и пришли другие времена. Времена серых, лысоватых, средних лет бюрократов, неспешно решающих судьбы людей. И новой поросли — молодёжь с комсомольскими значками.
Среди последних — на Ставрополье есть парень по имени Миша. Плоть от плоти. Его только что не взяли в прокуратуру, и он решил пробиваться по комсомольской линии…
— Доставили, товарищ старший следователь — отрапортовал старший конвоя
— Спасибо, свободны. Присаживайтесь. Наручники с него снимите.
Щёлкнул замок. Задержанный с кривой усмешкой помассировал запястья — он сам привык заковывать людей в наручники, а тут вот — нате! Пришлось и самому.
Ничему их жизнь не учит. Которое поколение — третье уже. Первое сгинуло при Ежове — тот на суде, уже зная свой приговор вполне искренне сказал — моя вина не в том что я чистил органы, а в том что я мало их почистил. Ежов кстати на суде был вполне откровенен. Он ведь открыто сказал — за мной есть много преступлений, есть и такие за которые меня можно расстрелять — но не те в которых меня сейчас обвиняют. Но тогда это никого не интересовало.
Второе поколение — это уже ежовские прихвостни. Их выбили практически полностью — никого не осталось. Все эти Фриновские, Леплевские — они все. Многие с семьями. И вот — третье поколение, уже бериевское. Точнее даже абакумовское. Красавцы, прошедшие войну, многие с боевыми наградами. Ох, они там начудили. Ох, начудили.
И думали — война всё спишет. Ан, нет. Приходится отвечать.
Придётся за всё отвечать…
Следователь — сам, на машинке — по своим записям заполнял шапку стандартного протокола допроса. Стучал по клавишам. Задержанный с интересом озирался по сторонам, потемнел взглядом, когда наткнулся на портрет лысого Генерального секретаря…
— Знаете в чём вас обвиняют, гражданин Жолдовский? — спросил он
— Товарищ Жолдовский — зло поправил задержанный — а ты вообще кто?
Следователь достал красную корочку с тиснением — Генеральная прокуратура СССР
— Старший следователь Калинин, Генеральная прокуратура. Назначен вести ваше дело
Задержанный скептически и зло рассмеялся
— Ты мне баки не бей. Генеральная прокуратура. Меня имеет право только военный прокурор допрашивать, понял?
— Вы не верите в то, что я из Генеральной прокуратуры?