Спасти СССР. Манифестация II
Шрифт:
– Да чего ж уже переживать? – улыбнулся я через силу. – Ордер у тебя в сумочке!
Софи испуганно порылась – и выдохнула. Вожделенная бумажка, аккуратно сложенная вчетверо, покоилась в кармашке, вместе с паспортом.
А мои мысли резко поменяли течение, оставляя берега мировых проблем, и взбурлили над омутом памяти.
Самые томительные минуты мы пережили в «Горжилобмене». Явились все, кого «Валера» задействовал в своей «цепочке» - человек пятнадцать или двадцать. Никто даже не опоздал, не забыл паспорт дома.
Одни люди хотели
Оглушенная, еще не верящая, что заветное желание исполнилось, Софи ехала вдоль по улице, где находилась ее квартира… Не съемная! Личная! Отдельная! С пропиской!
– Приехали! – торжественно провозгласил маклер, и улыбнулся, смежая глаза в щелочки. – С новосельем!
– Спасибо! Спасибо! – бурно заголосили девчонки, живо покидая салон.
Посигналив на прощанье, красные «Жигули» укатили. А мы остались. Мелкая с робостью смерила взглядом кирпичную девятиэтажку.
– Мы тут будем жить? – вполголоса спросила она.
– Вы здесь уже живете, – мягко ответил я. – Прошу!
Мне жилплощадь понравилась – Буладбаатар Цырянович заезжал сюда трижды. Не шибко просторная, но уютная квартирка. Дом новый, стены кирпичные, стало быть, теплые…
Прежние хозяева даже оставили румынский кухонный гарнитур, облезший местами, «винтажный» холодильник и тахту. Мусор я вымел в крайний свой приход, наскоро протер шваброй паркет, вкрутил лампочки…
– Ой, тут и лифт есть! – восхитилась Тома. – Дюш, гляди!
– А куда жать? – вытолкнула Софи.
– Вот эту вот пипочку, с цифрой «восемь».
Дверцы сомкнулись, и кабина, тихонько громыхнув, вознесла нас к восьмому этажу. На лестничной площадке стояла гулкая тишина – я уловил едва слышное зудение электросчетчика, накручивавшего киловатт-часы за крашенным щитом.
Дверь, любовно отделанная лакированными дощечками от ящиков из-под апельсинов, так и просила отворить ее.
– Держи! – я протянул «докторше» проволочное колечко с ключами. – Маленький – от почтового ящика… Открывай!
– Боюсь! – выдохнула Софи, слабо проворачивая ключ.
– Еще два оборота…
Замок клацнул, и дверь открылась, впуская в прохладную прихожую.
– Надо было первой кошку запустить… – слабым голосом молвила Тома.
– Запусти меня! – насилу схохмил я. – Побуду ВРИО кота…
Мелкая хихикнула, и шутливо пихнула меня за порог. Софи вошла последней, тихонько прикрыв дверь за собой. Девушка долго меряла шагами комнату и спальню, семеня от санузла к кухне, и обратно, выглядывая на балкон, уминая руками скрипучую тахту, отворяя тугую дверку рокочущего «Саратова». Она то всплескивала руками, то прижимала их к груди, пока не замерла посреди «зала» под абажуром, как под венцом.
– Андрей… – Софьины глаза заблестели влагой, но то были слезы тихого счастья.
– Девчонки, вы ничего
– Дюш, – сияя, тихонько выговорила Мелкая, – это и твой дом тоже!
Софи часто, истово закивала, встряхивая челкой, а затем обе, не сговариваясь, обняли меня, пища от радости.
Я не оказал сопротивления…
Среда, 30 августа. Вечер
Ленинград, Измайловский проспект
Придя с работы, родители быстренько собрались в гости. Мама не отказала себе в удовольствии одеть то самое платье от Лоры Эшли, которое я привез ей из Лондона. Ощущать зависть окружающих бывает так приятно…
Папе я купил шелковые галстуки – «в нагрузку» к зажиму и запонкам «Си Лорд». Пусть почувствует себя истинным джентльменом…
– Пока, сыночка! Ужин на плите. Не жди нас, а то вдруг поздно придем!
– Пока, пока!
Хлопнула дверь, лязгнул замок – и тишина… Мне достался целый вечер dolce far niente!
Еще с утра я позвонил Гельфанду, и обычным тоном сообщил – сегодня, дескать, отправил вам письмо, в котором: а) сформулировал, что Великая теорема Ферма является следствием гипотезы Таниямы-Симуры; б) доказал это положение.
Израиль Моисеевич завис, но затем внятно-осторожно уверил меня, что с удовольствием возьмется за предварительную проверку моих потуг. «Если ошибок нет, направлю в печать», - пообещал он.
Вот и славно, бодро заключил я. Тогда сажусь - и вплотную занимаюсь доказательством теоремы. Думаю, пары-тройки месяцев мне хватит…
Гельфанд даже язвить не стал – вежливо попрощавшись, аккуратно положил трубку. А я расслабленно оплыл на стуле. Всё. Слова сказаны. Работа послана.
Меня не пугали предстоящие усилия, ведь я шел проторенным путем. Да, это расстраивало, но цель оправдывала средства – мне была просто необходима абсолютная мировая известность. И не только для относительной защиты от варианта «золотая клетка» или острых вариантов противодействия со стороны ЦРУ.
В перспективе предстоящих «лихих лет» я должен был получить доступ к газетам и телевидению, плюс определенный авторитет для того, чтобы мои слова звучали во всесоюзном пространстве. Мне нужно было стать кем-то вроде Каспарова времен «перестройки». Хотя, конечно, лучше сравнивать себя с Гагариным…
«Во-во… - кисло усмехнулся я. – Меня тут же втянут в «общественно-политическую жизнь» - буду «заставкой»! Ну, и что такого? Потерпишь. Зато начнешь постепенно, помаленьку-потихоньку, проталкивать собственные смыслы. И пусть вокруг тебя кристаллизуется структура из искренне верящих в СССР и социализм комсомольцев… Сила! – меня передернуло. – А сила в правде… Ничего, ничего, выправим линию…»