Спецназ Его Величества. Красная Гвардия «попаданца»
Шрифт:
А где мои загонщики, отстали? Ну, правильно, куда им угнаться за опытным конькобежцем. Но вместо них откуда-то слева выныривают две подозрительные личности. Ой, зарвался ты, твое бестолковое величество, покушение не впрок пошло? Сейчас сунут нож под ребра…
– Сударь, не желаете ли выпить с приличными людьми? – Личности пьяны до изумления и покушаются лишь на мою трезвость.
– Водку?
– Как можно? – удивляется первый, удерживающий себя на коньках с помощью роскошной трости с набалдашником из слоновой кости. – На честные капиталы водку пить зазорно, а воровать совесть не позволяет.
Второй если и потрезвее, то самую малость. Он заговорщицки подмигивает:
– Мы с братом на заводике нефть
– Не поминайте всуе.
– Да, вы правы, – согласился первый и достал из кармана запростецкого овчинного тулупчика бутылку. – Позвольте представиться – Модест Иванович Кручинин. А это мой брат – Амнеподист Петрович Вершинин.
– А-а-а…
– Мы двоюродные, – успокоил нефтезаводчик. – С кем имеем честь?
– Романов, – в свою очередь, пришлось представиться мне. – Павел Петрович. Я, так сказать, по государственной части…
– Вот как? – восхитился Модест Иванович. – И государя-императора тоже так зовут.
За спиной захрустел лед под коньками – кто-то на большой скорости остановился с разворотом, обдав нас веером брызнувшей снежной пыли, и очень знакомый голос произнес:
– Боюсь вас огорчить, господа, но это и есть Его Императорское Величество.
Странная тишина, нарушенная стуком выпавшего из рук штофа. Я повернулся к подъехавшему так неожиданно Бенкендорфу:
– Александр Христофорович, вам не стыдно перед людьми за испорченный праздник?
Этого не спутаешь ни с кем – небрежно наброшенная на плечи шинель не скрывает ни мундира с орденами, ни пистолетов в поясных кобурах.
– Я им сочувствую, государь. Прикажете арестовать для полноты картины?
– Зачем? – смерил разом протрезвевших братьев оценивающим взглядом. – Лучше пригласите их ко мне для беседы. Ну, скажем так, послезавтра. Господ образованных промышленников устроит такая дата?
– Не нужно приглашать, Ваше Императорское Величество, мы сами придем, – за обоих ответил Амнеподист Петрович. По всему видно, что от падения на колени его удерживают лишь опасения более не подняться. – Прямо с утра и придем!
– К обеду. – Надо поправить, а то и в самом деле припрутся ни свет ни заря. – И доложитесь у дежурного офицера. А теперь не смею больше задерживать, господа!
– Придут? – с сомнением спросил Александр Христофорович, глядя в спину удаляющимся нефтепромышленникам.
– Думаю, явятся обязательно. Знаете, мне они показались вполне приличными и честными людьми.
– Каспийские промыслы? – догадался Бенкендорф.
– Именно. Сейчас, когда наши южные границы несколько… хм… отодвинулись, настала самая пора вплотную заняться разработками. Промышленность растет, и крайне нерегулярные поставки нефти не обеспечивают… не обеспечивают… вообще ничего не обеспечивают!
Бум! Что-то стремительное, мягкое и мелкое ткнулось в поясницу. Еще один удар, и в то же самое место. Они тормозить когда-нибудь научатся?
– Там Кутузов! – сообщил запыхавшийся Николай.
– Михайло Илларионович! – подтвердил Михаил.
Сержант Нечихаев, умеющий останавливаться самостоятельно, опять поправил обоих:
– Его Высокопревосходительство фельдмаршал Голенищев-Кутузов испрашивают незамедлительной аудиенции.
– Он разве не в Париже?
– Никак нет, Ваше Императорское Величество, сидит в возке на набережной.
Принесла нелегкая… Что за срочные дела образовались, требующие покинуть Францию и явиться в Санкт-Петербург? Война с Бонапартом? Да пошел он к черту! Пусть втроем идут – сам Наполеон, Мишка Варзин и Михаил Илларионович. Последние двумя разумами, но в одном лице, но все равно – к чертям собачьим! В Рождественскую ночь хочется почувствовать себя человеком, а не императором!
Фельдмаршал прорвался ко мне ближе к вечеру, на традиционном балу, даваемом скорее из обязанности, чем для собственного удовольствия. Я скрывался в курительной комнате от назойливых поклонниц, требовавших исполнения новых песен или стихов, вот там Мишка и подловил, начав с упреков. Точно Варзин, потому что Михаил Илларионович Кутузов не обращается к царю на «ты» и по имени.
– Паша, имей совесть, а? Тут ночей не спишь, делая по сотне с лишним верст в сутки, а он принимать не желает и рожу воротит. Это друг называется? Не ожидал, честное слово.
– А на каторгу не хочешь за оскорбление величества?
– Нет, не хочу.
– Тогда в морду. Ты бы еще в спальню ко мне приперся. Дружба дружбой, но столь далеко она не простирается.
Михаил Илларионович улыбнулся каким-то своим мыслям, но далее продолжил предельно серьезно:
– Наполеон собирается в Россию.
– Он очумел? Кто же кроме нас с тобой зимой воюет? Какими силами?
– В одиночку.
– Не понял…
– В гости напрашивается, по душам поговорить хочет.
– А ты?
– А что я? В Москву пригласил.
– В Москву? Шутник… жестокий шутник, однако. Жаль, этой шутки оценить некому.
– Но ты-то оценил?
– Ладно, пусть приезжает. Надеюсь, ключи от города на подушечке не обещал?
Документ
«В российской историографии красной нитью проходит определение политики Ирана и Турции на Кавказе как колониальной и подчеркивается негативная роль этой политики для всего региона. В свою очередь, раскрывается прогрессивная роль России в судьбах народов Кавказа.
Зарубежная историография представляет в своей основе иные отзывы по поводу проводимой Россией восточной политики в конце XVIII – нач. ХIХ в. и о той роли, которую сыграла Россия в судьбах народов Кавказа в последующем.
Иранская историография, оставляя в тени политику Каджаров, на первый план выдвигает трактовку политики России на Кавказе как экспансионистской. Более того, иранские исследователи, такие, как Али Акбар Бина, Бамдад Мехди, Гасели Абу-л-Фазл и др., считали, что Россия на Кавказе посягнула на территорию Ирана, выступив против их вассалов. Вступление Ирана в войну с Россией трактуется как война за объединение иранских земель в Закавказье.
Этой же позиции придерживаются и представители английской историографии. Среди них: С. Керзон, Р. Ватсон, П. Сайке, М. Аткин, А. Ламбтон и др. Политика Англии в отношении Ирана здесь трактуется как покровительственная и миролюбивая. Политика же в регионе Кавказа со стороны России представлена захватнической, а присоединение Грузии – политическим вызовом России Ирану. По мнению М. Аткина, русская экспансия на Кавказе была результатом скорее случая, чем реализацией намеченного Россией стратегического плана. Жертвами же оказались среди соперничающих держав (России, Ирана, Англии, Франции) жители пограничной полосы, которые пытались найти некоторый баланс между нереальностью сохранения независимости и необходимостью бороться с могущественными внешними силами.
Таким образом, в работах иностранных авторов представлены иные позиции и оценки восточной политики России, событий, происходивших на Кавказе, и влияние (в основном рассматривающееся как позитивное) собственных стран (в частности, Ирана, Англии и Франции) на военно-политические процессы в этом регионе. Однако для всестороннего освещения изучаемых нами вопросов зарубежные исследования имеют свое немаловажное научное значение.
Нурдуева С. Г. «Осеняя русско-иранская война 1802 года». Издательство Манташева в Баку, 1924 год».