Спецназ князя Дмитрия
Шрифт:
Киевлянин хмыкнул, оглядев Ивана с ног до головы.
– В городе надолго задержитесь?
– Дня два от силы. Лавру посетим, помолимся. Бондари у вас тут знатные, говорят, пустых бочек прикуплю для вина. На торг ваш посмотрю, приценюсь на будущее. Ну вот… и далее тронем.
Боярин принял мыто, покидал в руке кошель и вдруг спросил:
– Московитов в пути не видал? Двумя суднами спускаться должны.
У Ивана внутри все похолодело. Он напрягся, делая вид, что вспоминает. Наконец ответил:
– Московитов? Как же, обогнали мы их. Ладья и ушкуй, последний новый совсем.
– Где обогнали?!
– Дак
– У Любеча, говоришь…
Боярин на миг задумался, а потом решительно мотнул головой в сторону берега:
– А ну, пойдем до князя! Ему об этом еще раз перескажешь.
Иван закусил губу, поймал взглядом глаза товарищей, растерянно ожидающих невесть чего. Еще можно было взяться за оружие, отплыть, уйти водою от немногочисленных ратных на вымолах. Но разве за тем привел он сюда людей?
«Господи, да будет на все воля твоя!!»
– Я вборзе, – произнес Иван, обращаясь к Глебу. – Пока поставь шатер да варево сварите. Потом в лавру вместе сходим.
Князь Федор почти не изменился с той поры, как Иван с племянником были его пленниками. Лишь седина еще больше прострелила бороду и пряди, лишь слегка обрюзглее стало лицо. Те же бегающие вороватые глаза, тот же красный нос давно и постоянно припадающего к хмельному человека.
Выслушав Ивана, князь встал со своего резного кресла. Посопел, вызвал гридня. Повелел ему срочно отыскать тысяцкого. Подошел вплотную к Ивану, пристально всмотрелся:
– Где я тебя мог раньше видеть?
– Не ведаю, княже… Я в Киеве впервой. Разве что ты был в Микулине аль в Твери и при Михайле Александровиче меня зрил…
Федор прищурился. Помахал пальцем перед носом Ивана:
– Не бреши мне, купец! Хотя… какой ты купец, лазутчик ты!!! А ну, быстро говори, от кого и кем послан, иначе на дыбу вздерну!!
– Воля твоя, князь! А не убоишься тем самым гнев на себя навлечь самого великого князя литовского?
– Ольгерда?..
Иван по пути в княжеские терема и в ожидании приема обдумал свое новое положение. Спасение, коль у князя возникнут сомнения, было лишь в одном – лжи! Лжи, которую киевский князь никак не сможет проверить здесь, в древней столице Руси. Лжи, похожей на правду, которая могла б помочь хоть как-то выиграть время и приструнить князя Федора. Московит хорошо разбирался в отношениях между русскими князьями, а потому…
– Да, Ольгерда, и моего князя Михаила, будущего князя тверского!
– А ну, поясни!
– Смотри, князь! Не одна моя голова полетит, коли о том, что скажу, Москва аль ордынцы проведают!
Федор вздел кулак, намереваясь ударить наглого гостя, но сдержался: и здесь его трусливая натура взяла верх над княжеской гордостью.
– Излагай быстро, пес!
– Ведомо ль тебе, князь, что Михаил Александрович Микулинский женат на дочери князя Суздальского Константина?
– Ведомо.
– А кому нонче ярлык Владимирский скорее всего достанется, смекаешь?
Федор промолчал. Ему было более чем ясно, что после смерти Ивана Красного великокняжеский стол мог перейти только к нижегородскому или суздальскому князьям. Более сильных на тот момент просто в северных княжествах не было.
– А что будет, если Тверь с севера, Ольгерд с запада, а суздальцы с востока на Москву надавят одновременно? Не хватит сил у нее такой натиск сдержать!! С Ольгердом говорено уже, Михаил ждет Андрея Нижегородского из Орды, чтоб добаять. Как отсеемся, так и выступим!
Федор, до тех пор зависящий от Орды, ежегодно отсылающий в Сарай дани, тотчас возразил:
– Хан Наурус не дозволит!! Ему серебро с Москвы потерять – все одно что калиты лишиться!
Иван сделал хитрое лицо, воровато оглянулся по сторонам и прошептал:
– А на то я к Мамаю путь и держу!! Коль ордынский хан захочет туменами Дмитрия юного поддержать – Мамай ему в бок и вцепится! Серебром позже темника удоволят князья, на всех в кладовых московских хватит!
Федор ошалело молчал, осознавая услышанное. Иван испытующе смотрел на князя.
– Теперь тебе ведомо все, княже! Отпустишь аль в железа заковать прикажешь? Время дорого, до ледостава мне к морю попасть надобно… Я ведаю: ты Наурусу подневолен. Но смотри, не ошибись сейчас. Дозволишь плыть вборзе мне далее – и Мамаю, и Ольгерду будет сие ведомо, обещаю!
Киевский князь после короткого размышления мотнул головой:
– Ступай! Чтоб завтра же ноги твоей здесь не было!
– Дозволь двое суток пробыть, княже. Люди вымотались, роздых нужен. За мной подарок будет щедрый…
Когда Иван вновь оказался у вымолов, шатер уже стоял и котел на жарком костре источал ароматы рыбного варева. Он вошел под сень временного дома с Глебом и Симоном, строго оглядел обоих и тихо произнес:
– Два дня и две ночи у нас на все – про все!!! Иного не дано, братцы!..
Глава 9
Симон, направляясь к Успенской церкви для встречи с монахами Киевской Лавры, неспешно прошел тем памятным путем, которым провели их много лет назад двое молодых влюбленных, даруя плененным московитам свободу, а себе надеясь обрести семейное счастье. По-прежнему стояли разрушенные еще во времена Батыя стены, лишь кое-как укрепленные частоколом по самому верху. Все так же малолюдны были улицы, давно позабывшие богатство теремов вятших бояр и богатых купцов. На их месте стояли лишь убогие хоромины, угрюмо взирающие на прохожих закопченными наддверными отверстиями для выхода дыма. Лавра встретила его все тем же забором, к которому с внутренней стороны прижалось строение поруба. Того самого, где он с дядей провел долгие месяцы и где томился теперь митрополит Алексий. Почерневшая дрань крыши, тяжелая дверь на шпонках, два ратных на страже, сидящих на обрубке толстого бревна с сулицами в руках. Широкий двор, по которому проходили то оборуженные литвины, то монахи, то простые киевляне. Неужто возможно за два дня свершить то, что до сих пор не удалось пока никому?..
Симон вошел в полумрак храма, приложился к иконам, встал на молитву. Службы уже не было, лишь несколько монахов убирались внутри. Киржачский инок подошел к одному из них:
– Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу, брат! Здоров ли?
Пожилой монах с удивлением глянул на незнакомца и, чуть помедлив, ответил:
– Пока в здравии пребываю, брат…
– А отче наш Алексий, в узилище неправедно заточенный?
Монах моментально выпрямился. Бросил взгляд по сторонам и уже совсем по-иному посмотрел на Симона: