Спецназ князя Дмитрия
Шрифт:
– Господи! Да не остави нас, грешных, и далее, – истово перекрестился Иван. – Выпустите владыку и второго! Надо глянуть, как они себя чувствуют.
Изнеможенный Алексий с трудом встал на ноги и бросил взгляд в сторону уже отдалившихся холмов Киева. Мутная слеза скатилась по его грязной щеке и затерялась в бороде. Он истово перекрестил всех москвичей, Леонтия и себя самого.
– Сможешь идти быстро, отче? – нетерпеливо произнес Иван, глядя на приближающийся длинный мыс, готовый вот-вот скрыть беглецов за собою.
– Теперь все
Но тут Глеб негромко произнес на ухо старшому:
– Плохие они ходоки, Иван! И поприща не выдержат. Надо из двух пар весел быстро носилки готовить, мы их напеременку бегом понесем. Литвины уже, поди, расчухались, погоню снаряжают.
– Готовьте. Как за мыс зайдем, высаживаетесь. Дальше я один, как договаривались. Ветер попутный, управлюсь.
Симон, слышавший эти слова и уже знавший от Глеба о дальнейших планах беглецов, положил руку на плечо Ивана:
– Здесь останусь я, дядя! Тебе бояре поручили владыку из плена имать, ты за него отвечай и далее. А мне Господь в помощь будет. С парусом я навычен ходить, на Клязьме довелось научиться.
Иван горячо обернулся, пристально глянул племяннику в глаза, обнял его. Тихо произнес:
– Отгони верст на десять и сам беги! Вспомни татарскую школу, не оставь им никакого следа. Все, что нужно будет тебе в степи, я в носу ладьи уже приготовил. Верю, что свидимся еще, Андрюшка!!
Симон не поправил Ивана. Он понял, что дядя вновь видел в нем того спутника, что делил в свое время с сыном Федоровым все тяготы службы князю Симеону. Лишь медленно перекрестил дорогого ему человека.
Высадка заняла минут пять. Взяли лишь оружие и немного воды. Несущие носилки ратники уже поспешили по отлогой ложбине вверх, когда Олег удивленно спросил Ивана:
– А Симон как? Куда он?
– Отплывет немного далее. Пошел, не задерживайся!
Олег все понял, лицо его побледнело.
– Я с ним, Иван! Грех на мне, искупать надо! Не дело одному ему на борту оставаться!!
И, не дожидаясь ответа, перемахнул через борт, схватил весло и, натужась, принялся отталкиваться на струю днепровского течения.
Когда ветер вновь наполнил парус, Симон подошел к Олегу:
– Спасибо, дальше я сам справлюсь. Сигай за борт, плыви на берег. Еще успеешь их догнать.
– Нет, отец Симон! Второй раз перед всеми вами не согрешу. Теперь я с тобой буду до конца… до любого…
Глава 10
Известие о бегстве митрополита Алексия и приказ Великого князя Литовского Ольгерда о его немедленной казни князь Федор получил почти одновременно. Испуг и ярость овладели им безмерно. Князь понимал, что означает невыполнение воли могущественного литвина, фактически уже давно отрезавшего от Орды киевские земли. Он будет смещен, он будет раздавлен, ему, словно провинившемуся подчиненному Ольгерда, останется лишь один путь – в петлю!
– Куда они ушли? – дико закричал Федор
– Нет, но…
– Что но?! Может, его и не было на той ладье? Может, его где-то здесь прячут монахи проклятые в своих пещерах?! Может, его берегом везут на север?! Почему только двое охраняли этого проклятого московита?! Ты что, гад, смерти моей хочешь?
– Дозволь пустить людей вдогон? – едва смог перебить князя боярин. – Я пущу два быстрых челна, конных берегом вверх и вниз по течению. Я с факелами обыщу все пещеры. Уже сегодня я брошу всех этих дерзких к твоим ногам, князь.
– Достаточно будет одной головы Алексия, – чуть успокоившись, ответил Федор. – Остальные руби на месте. Но смотри… Не сделаешь, что пообещал, – своей лишишься!!
Всех своих ратных бросил в погоню маститый боярин. Словно пальцы ранее сжатого кулака, выстрелили они в разные стороны. Но это отчасти было спасением для Ивана и его людей, ибо в каждом таком пальце насчитывалось не более трех десятков ратных! Лишь вниз по течению Днепра устремилось полторы сотни…
…Олег уже несколько раз бросал на Симона, стоявшего у руля, выразительные взгляды, но тот лишь отрицательно покачивал головой:
– Рано! Не добрались еще наши до второй ладьи! Пешими ж в степи их, словно куроптей, словят. Погодим еще немного.
Наконец и он решил заканчивать бегство водой. Положил рулевое весло вправо, как вдруг услышал от спутника:
– А вот это уже поздно, Симон! Нельзя нам теперь себя на берегу казать. Дальше плыви.
Обернувшись, монах увидел летевших бешеным карьером всадников на правом берегу. Порыв ветра донес их торжествующие выкрики. Олег был прав – показать, что их лишь двое на борту – значит развернуть этих торжествующих недругов назад, к Двине.
– Ничего, – как можно спокойнее произнес он. – Течение не устанет, а лошади скоро из сил выбьются. Ну, а если завидим табун конский на нашей стороне – чалимся без раздумий. Уйдем!
Вскоре река сделала крутой поворот. Союзник-ветер задул в борт, скорость намного упала. Стремниной ладью стало прижимать к правому берегу. Оттуда уже не раз летели стрелы, пока не доставая судно. Совсем немного не доставая…
Два узких стремительных челна, полных ратных и с заметными бурунами под носами, оба увидели одновременно.
– А вот и наша смертушка торопится, – как-то обыденно произнес Олег, щуря глаза. – Как считаешь, Симон, искупил я грех свой рядом с тобою? Примет меня Господь?
– Мы рука в руку к трону его небесному взойдем, Олег! За други своя смерть имаем, за это любой грех с нас снят будет.
– И с тебя? Неужто монах тоже грешен бывает?
– Я СЕЙЧАС согрешу, Олег! Ибо сам из жизни хочу уйти и тебе предложить то же желаю.
– Пошто? Думаешь, нас эти изверги пощадят, после того как повяжут?