Спецназ не сдается
Шрифт:
Яков хмыкнул:
— Ошибаюсь ли я?.. Нет, я бы запомнил. У меня хорошая память на лица.
— Что думаешь об этом?
— Стараюсь не думать, — ответил Яков. — Пока рано забивать себе голову.
Позади них раздался громкий всплеск, будто с дебаркадера отдали якорь. Каперанг обернулся, а Моравец даже головой не повел. Это нырнул в холодную воду боец «Гранита» лейтенант Сергей Перминов. Он жил на дебаркадере, работа, быт и отдых слились для него воедино. От остального мира его отделяла сходня, переброшенная с дебаркадера на рыжеватый от ржавчины пирс. Каждое утро одно и то же, недовольно морщился
— Он не утонул? — Бобров, хорошо знавший Сергея, все же обеспокоенно смотрел на воду: круги давно разошлись, а лейтенант... как в воду канул.
Яков усмехнулся:
— Раньше, чем через три минуты, его не жди. А если с бодуна — то все четыре задержится. Витас, блин! Человек-амфибия. — И домыслил: «Без воздуха — минуты, а без денег — всю жизнь».
Голова Сергея появилась над водой метрах в пятидесяти от дебаркадера. «Еще бы немного, — покачал головой Бобров, — и он вышел бы на внешний рейд». Повернувшись на спину, диверсант поплыл обратно.
Сергей Перминов никогда не видел Виталия Козырина, но в свое время удосужился познакомиться с его людьми.
«Вот болван! — беззлобно выругался Яков и сплюнул через борт. — И зачем я позвонил ему в тот день?..»
Глава 5
Кошка, которая гуляет сама по себе
13
Вечером в двухкомнатной квартире Якова раздался звонок. Обычный звонок, он не мог отличаться тембром, разве что длительностью. Однако командир «Гранита» почувствовал разницу потому, наверное, что ожидал его. Он не стал заглядывать в дверной «глазок», наверняка зная, кто стоит за дверью. К тому же в кают-компании он получил недвусмысленный намек: «Надеюсь на скорую встречу».
Виталий Козырин пришел не один, за его спиной стоял Алан Боциев. Осетин держал в одной руке полиэтиленовый пакет, в другой — чайную розу с обрезанными шипами, обернутую тонкой слюдой.
— Добрый вечер, — поздоровался подполковник.
— Добрый, — сухо приветствовал гостей Моравец. Посторонившись, бросил: — Проходите. Обувь можете не снимать.
В прихожую вышла жена Якова. На ней был короткий атласный халат, домашние тапочки. Длинные рыжеватые волосы разделены на несколько хвостиков, схваченных резинками. Как девочка из рекламы, она, наверное, любила смешные прически. Сказав «Ой!» — она разрушила часть своего домашнего имиджа и поправила непослушную прядку, упавшую на лоб.
Осетин, улыбнувшись, протянул женщине розу и представился:
— Алан. Здравствуйте.
— Добрый вечер. Лена, — ответила хозяйка, как-то неумело держа цветок и разглядывая его как диковину. «Какой красивый!» — вертелось на языке. Яков не часто дарил ей цветы, а розы — никогда. Она глянула на мужа — он уже хмурится. Наверняка досадует и на себя, и на гостя.
Москвичи прошли в комнату. Яков шагнул за женой на кухню и прикрыл дверь.
— Кто они? — шепотом спросила Елена.
— Не спрашивай, — Яков постарался согнать с лица хмурое выражение. «Акцию» с розой, подаренной
— Ах, по работе... — Она налила воды и поставила цветок в вазу. — Мне погулять?
— Не заводись. Лучше вспомни, когда ты последний раз гуляла.
— Я что делала?! — ее тонкие брови выгнулись, как крылья чайки. — Гуляла?!
— Не цепляйся к словам. Ты прекрасно поняла, о чем речь.
— Не буду мешать. Приятно провести время.
Елена снова появилась перед гостями через десять минут, одетая в черный пуловер «гольф» с короткими рукавами и греческим узором на груди и белые брюки. Уже без своих «смешных» хвостиков. После них волосы лежали на плечах девушки довольно строго. Именно в таком виде ее привыкли видеть в школе, где она преподавала историю.
— Я погуляю, — громко заявила она, прошествовав в прихожую.
Хлопнула дверь, а Яков, обращаясь к себе, неожиданно сказал:
— Мы поссорились.
Виталий рассмеялся. Элегантно так, заметил раздосадованный хозяин квартиры, без срыва на фальцет.
Все трое сидели за круглым столом в середине комнаты. В хрущевках редко увидишь такую картину, большинство обзавелось столами-книжками; кто-то экономил место, кто-то искусственно раздувал метраж или создавал иллюзию необъятных панельных хором.
— Алексей Александрович передает тебе привет, — приступил к делу Козырин.
Яков скривился, словно увидел стоматолога. А на три пачки долларов, которые гость выложил на стол, посмотрел как на вырванные зубы. Наивные. Они не догадывались о левом приработке капитана, о больших деньгах, которые, однако, стали для него обузой.
Впервые в жизни он заработал по-настоящему хорошие деньги, на которые можно было купить квартиру, построить дом, приобрести «Мерседес». Нищий на «Мерседесе» — вот и вся скорбная истина офицера на действительной службе.
Деньги есть, но ты не можешь ими распоряжаться, лишь тырить их у самого себя небольшими порциями, втихаря покупать дорогой коньяк. Тем не менее в душе шумно возилось высокомерное превосходство не над другими, а над прошлой жизнью, а значит, и над собой в прошлом. Оно соприкасается с настоящим, когда ты меняешь ларек с вонючей колбасой на элитный магазин деликатесов. Когда водка пьется легко, а не стоит как «шило» колом в горле и не сводит челюсти.
Он был готов купить право распоряжаться своими деньгами, но не был уверен, что оно продается. Был готов бросить службу, поменять «нищенский», черный с «золотом» мундир на цивильный костюм. Но его пока не отпускали.
Черная с «золотом» одежда моряка, символизирующая вечный траур и парад... Нет, ее он бы не поменял, а бережно повесил в шкаф.
Сенатор. Помощник. Они были предусмотрительными, но им не хватило... дальновидности. Два одинаковых по значению слова все же разнились.
Они не платили больших денег, говоря, что настоящие деньги впереди. Они своими подачками вели капитана, как водят осла за морковкой, постоянно маячившей у него перед глазами.
Они поступали мудро: заражали от одного чиха, а потом по ложке давали микстуру.