Спецзадание для истинной леди
Шрифт:
Решив дать себе отдохнуть, она уселась на помосте, достала сэндвич и, налив кофе, приступила к трапезе, не обращая внимания на шум, стоявший в вестибюле.
Неожиданно снизу раздался столь мерзкий и оскорбительный вопль, что она чуть не ошпарилась:
— Эй ты, макака хренова, ты что, оглохла, что ли?!!
Высунув голову из веток, она возмущенно уставилась на пару грубых хамов в комбинезонах, стоявших внизу.
— Ну вот, вылезла… — сказал один другому. — А ты все кричал — мисс, мисс! — и никакой реакции! С самого
— Чего надо? — рявкнула Глэдис.
— Лестницу — плафоны протереть. Мы ее заберем пока, а когда слезть захочешь — позвони. У меня мобильник в кармане, так я ее тебе мигом обратно приволоку.
Глэдис записала номер хама, и эти умственно отсталые деловитой рысцой потащили лестницу куда-то на второй этаж.
После ланча она собиралась закрепить утренний успех и смонтировать следующий ярус лампочек, но потом решила немножко отдохнуть — мама всегда говорила, что работать сразу после еды вредно. Кроме того, стоило поразмыслить, какими бантиками лучше маскировать проводку — беленькими или голубенькими? Наверное, все-таки беленькими…
Устроившись на боку и подложив под голову сумку, Глэдис начала обдумывать эту важную проблему и сама не заметила, как задремала…
Ей снился удивительно романтичный сон — она танцевала танго с Панчем! Музыка, правда, была бравурной и не совсем подходила для такого танца, но это не имело значения. Зато какой партнер! Ростом с Джека, в элегантном фраке с галстуком- бабочкой, Панч нежно мурлыкал ей на ухо, щекоча ее усами. Джек тоже присутствовал — ростом до колена и одетый в свое полотенце. Он путался под ногами и всячески мешал, но поняв, что это не помогает, остановился и начал издавать противные монотонные вопли.
Открыв глаза, Глэдис подумала, что все еще спит — было почти ничего не видно, но музыка продолжала играть и вопли не утихали. Лишь через несколько секунд она сообразила, что это надрывается телефон в боковом карманчике.
На ощупь вытащив его, Глэдис ответила, про себя удивившись, что так темно. Похоже, она все-таки пережгла пробки!
Голос Джека звучал крайне недовольно:
— Ты знаешь, который сейчас час?
— Нет, а что?
Это была чистая правда — часы она забыла дома…
— Уже полседьмого! Ты где?
— Не знаю…
Это тоже была чистая правда — Глэдис до сих пор спросонья не могла сообразить, где она находится.
— Да что с тобой? Мы же в театр идем!
— Сейчас, подожди! — она потрясла головой и свободной рукой ощупала все вокруг. А может, ее похитили? И усыпили?
Под рукой оказались знакомые предметы… кажется, она до сих пор была на помосте!
Глэдис подползла к краю помоста, высунула голову и огляделась. Кое-где на стенах неярко горели лампы, но даже их света ей хватило, чтобы увидеть, что в просторном вестибюле нет ни одной живой души — лишь откуда-то сверху гремела музыка. Она пошарила глазами вокруг —
Только теперь до нее наконец дошла ужасная истина — универмаг закрылся, все ушли она осталась одна — на высоте двадцати футов над землей!
Посидев несколько минут в полном отупении, Глэдис схватилась за телефон. Там никого не было! Подлец Джек повесил трубку, оставив ее одну, без помощи и сочувствия! Правда, через минуту телефон зазвонил снова.
— Где ты? Что с тобой стряслось? — слава богу, бесчувственный негодяй опомнился и вернулся!
— Я… тут… в универмаге, на елке сижу, — Глэдис толком не знала, как объяснить тяжелую ситуацию, в которую она попала.
— Так слезай и пошли в театр! Ты чего, заработалась, что ли?
— Я не могу-у. Меня забы-ыли… — всхлипнула она.
— Что значит — забыли? — тихим зловещим голосом спросил Джек. — Куда ты снова влипла?
— Я не вли-и-ипла, — Глэдис проглотила слезы, шмыгнула носом и сердито добавила: — Это все ты виноват! Я спала, вот!
— С кем?! — не менее зловещим голосом поинтересовался Джек.
— Ни с кем… на елке… нечаянно…
— Ты что, с ума сошла?! Ты что, обезьяна — на дереве спать? Тоже мне, макака выискалась!
Далась им всем эта макака… И почему именно макака?!
— Не макака, а шимпанзе, — машинально возразила она.
— Слушай, не валяй дурака, слезай со своей дурацкой елки и приезжай домой, а то мы в театр опоздаем!
— Не могу-у, — снова всхлипнула она.
— Почему?
— У меня лестницу утащили! А я заснула! А они все ушли — и универмаг закрыли! А я тут на елке сижу — одна, в темноте!
Из телефона донеслось мерзкое и бестактное ржание — только теперь Джек наконец понял, что произошло.
— Ну, ты даешь! — повторял он сквозь взрывы хохота. — Нет, это только ты могла!
— Джек, ну сделай что-нибудь!
Хохот не стихал, и Глэдис рассердилась окончательно.
— Это ты во всем виноват! А теперь еще ржешь не по делу!
— В чем это я, интересно, виноват?
— Ты мне всю ночь спать не давал! И утром разбудил ни свет ни заря! А теперь я из-за тебя в театр опаздываю!
— И что ты мне прикажешь теперь делать?
— Не знаю! Что-нибудь!
— Ладно, я тебе перезвоню, — с этими словами он отключился, оставив ее в полном одиночестве.
Минуту подумав, Глэдис вспомнила, что записала где-то телефон хама, который утащил лестницу. Найти его удалось неожиданно быстро — но безрезультатно. Противный женский голос сообщил, что абонент находится вне зоны приема и предложил позвонить попозже. Когда это — попозже? Завтра утром, что ли?
Одинокая и несчастная, она сидела на помосте, когда вдруг заметила сквозь ветки какое-то движение внизу. Высунув голову, Глэдис увидела человека, медленно идущего к боковой стеклянной двери, видневшейся в проходе между двумя витринами.