Спецзона для бывших

Наумов Александр Аронович

– В Красноярском крае охота на лосей запрещена?

– Ну не знаю, может быть, где-то и разрешено стрелять лосей с вертолета, то у нас – нет. Мы не только возбудили дело, но и вели расследование.

– Чем закончилось дело?

– У меня краевая прокуратура это дело изъяла.

– Под каким предлогом?

– Понимаете, страна разделилась на кланы. Появилась частная собственность. Естественно, появилось соперничество каких-то группировок, корпораций. Они же не могут существовать сами по себе. Они сращиваются с налоговой полицией, с финансовой разведкой. Идет процесс сращивания капитала со структурами управления. Прокуратура тоже не является чем-то обособленным. Должностные лица прокуратуры живут не в безвоздушном пространстве. Они так же участвуют в этих группировках, в этих организациях.

– В восьмидесятые годы тоже были крупные уголовные процессы. То есть явление сращивания капитала

с властью было и раньше.

– Да, было. Однако эти случаи носили не массовый характер, а избирательный. В отношении отдельных лиц. Правящая партия была одна. Избирательность относилась к инакомыслящим. То есть к тем, кто был против партии. И руководил партией один хозяин. А сейчас партий много, заказов много, и избирательность потеряла свое значение.

– Вы так и не ответили, за что вас посадили.

– Просто дали команду «фас» – убрать! Очевидно, такой приказ дали со стороны команды Лебедя. Давался этот приказ прокурору края, его заместителю… А первоначально проверили мою работу. Но поскольку у меня никаких нарушений не было, составили положительную справку. Потом искали повод привлечь меня за взятку. Выясняли, что и когда я приобретал. Здесь им тоже ничего не выгорело. Взяток у меня не было. Тогда они использовали случай. Мои родственники строили ювелирный магазин. Рядом, за стенкой, был такой же ювелирный магазин. В директрису этого магазина стреляли… В советское время она занималась скупкой ювелирных изделий, то есть была кадровым торговым работником. И при новом строе она тоже скупала на оптовых ярмарках ювелирные изделия, открыла магазин на дому, и торговала, используя ярлыки своей прежней фирмы. Возможно, она с кем-то что-то не поделила. И стала жертвой нападения. Но поскольку мои родственники рядом строили магазин, это могло навести на мысль – я так полагаю – а не могли ли конкуренты сделать покушение на эту бабушку? Ей причинили телесные повреждения средней тяжести. Нашли двух убийц… это была банда, действовавшая под вывеской охранного агентства. Им сказали, что к ним применят амнистию, если они укажут, что покушений организовал я. Им показали, где моя природоохранная прокуратура. Оказалось, что та женщина жила как раз напротив моей природоохранной прокуратуры. Для создания объективной стороны моего «преступления» мне вменили, что я якобы указал адрес этой женщины. Хотя я до сих пор не знаю, где конкретно она живет, где ее подъезд, а только так, в ходе следствия, понял, что она жила где-то поблизости. Вот и всё мое «преступление», о котором я впервые узнал только в ходе предъявленного мне обвинения.

– Как вас арестовали? При каких обстоятельствах?

– Задержали, посадили…

– Где задержали?

– Я пошел первый день в отпуск…

– Вы о чем-нибудь догадывались?

– Я знал, что за мной ведётся слежка. Когда ехал на машине, замечал, что за мной – «хвост». Решил проверить, кто это. Выезжаю на берег Енисея, спускаюсь… А им не видно, что я там, на берегу, делаю. Демонстративно ставлю бутылку, закуску какую-то… хотя я человек непьющий. Думаю, если это с работы следят, то обязательно доложат о факте выпивки в рабочее время. Я несколько раз так делал, но всё оставалось на работе спокойным. Значит, это были не с работы. И я наконец установил, что эти люди были из партии «Честь и родина» – партии Лебедя. Потом к этим людям подсоединились РУБОП, ФСБ. Я это выяснил по номерам, через свои каналы… Я же отработал начальником следственной части лет десять. И я сделал выводы, кто этим руководит. Оставалось ждать развязки событий. Я был в отпуске. Вышел из дома на улицу. Подошли какие-то люди, сказали: «Ты арестован», посадили в машину, и поехали. Я не знаю, куда меня отвезли, и кто отвез. Сказали, что из милиции, хотя были в штатском. Следователь был… потом он исчез. Считаю, это была заранее спланированная операция. Там, куда меня привезли, никому не рекомендую побывать. Добивались признания. Существуют методы убеждения и принуждения… От меня хотели услышать, что я якобы организовал покушение на эту бабушку. Но я ничего не подписал. На всём протяжении следствия я пытался объяснить этим… придуркам… что я содержусь незаконно. Писал жалобы. Все эти жалобы уходили в Генпрокуратуру и возвращались моим же мучителям. Они в лицо смеялись и говорили: «Ну чего ты пишешь?» Потом состоялся суд, а суд ручной… В приговоре мне написали, что я, по их версии, совершил приготовление к убийству в форме организации, подстрекательства, пособничества в совершении преступления. С юридической точки зрения, организация, подстрекательство, пособничество называются соучастием. Из пяти так называемых соучастников по этому делу только мне одному вменили приготовление к убийству – по сто пятой статье, а у всех других – сто двенадцатая статья. То есть получается, что преступление

я совершил индивидуально, один. А при индивидуальном приготовлении к совершению преступления не бывает какого-либо соучастия, хотя меня обвиняют именно в соучастии. Я писал кассационную жалобу. Определение Верховного суда, очевидно, тоже шло под чьим-то давлением. В приговоре написано: исполнители признают, что я не требовал убийства. Судья уже интерпретирует это по-своему: мол, я не требовал убийства, но и не возражал, что если убийство всё же произойдет, то ещё и доплачу якобы им. А зональный судья – представитель вышестоящей инстанции – пишет уже конкретное определение: «Требовал убийства». То есть конструкцию косвенного умысла меняет на прямой умысел. И таким способом «доказывается», что с моей стороны якобы были приготовления к убийству. Но даже если принимать их версию, и учесть, что исполнители говорили – не требовал убийства, это будет означать, что по косвенному умыслу я так же, как они, попадаю под амнистию. А Верховный суд… он тоже завязан, он не свободен в своих решениях, уступает нажиму. Ну а какой интерес выходить члену Верховного суда за пределы судебного разбирательства, за пределы обвинения? Суд уже ограничил все «за» и «против» своим приговором.

– Давайте вернёмся в день сегодняшний. Что за люди окружают вас в колонии? Какие отношения складываются в зоне между осуждёнными?

– Каждый сам за себя. Вот и все отношения. День прошёл – и ладно.

– Есть в зоне какие-то негласные правила, установленные не администрацией, а самими осуждёнными?

– Мне трудно это сказать. Я много лет провел на тюрьме, а не в колонии.

– А в тюрьме есть свои правила?

– Там все проще. Меньше говори – больше жить будешь. Хотя в зоне тоже приходится себя сдерживать. Я вот получил письмо, из которого узнал: матери стало плохо. Подхожу к дневальному отряда, говорю: «Мне надо съездить в отпуск». Здесь положены отпуска, с выездом, за хорошее поведение, по отбытии части срока. А дневальный мне отвечает: «Ты малоизученный». Я смотрю на него: стоит передо мной какой-то пацан, ему двадцать три года. А я – полковник! И у меня такое желание было сказать ему: «Да пошёл ты на…». Но я сказал: «Слушаюсь», и отошёл от него. Но в отпуск я всё равно съездил. Написал письмо жене, объяснил ситуацию. Она позвонила в Минюст, спросила кого надо, ей ответили, что в отпуск меня могут направить по усмотрению начальника колонии. То есть ей дали понять, что если надо, из Минюста могут позвонить в ГУИН, а оттуда – в колонию, и мне разрешат покинуть колонию.

Часть 2

Список приговоренных

Арест до выяснения обстоятельств

Начальник из МИДа. – Военный атташе на подхвате. – Нехорошая квартира. – Кирпич на голову. – Труп в реке. – В СИЗО – в белой рубашке. – «В Москве все контролировали люди в погонах».

О своем преступлении осужденный М. рассказывает с улыбкой.

– Просто я оптимист по жизни, – говорит он. – Мне сидеть семнадцать лет. Но я не пал духом. Занимаюсь спортом. Читаю. Тут на свидание ко мне приезжала родственница – жена брата, так она вообще сказала: «Ты здесь как на курорте».

Спрашиваю его: чему может научить тюрьма?

– Меня тюрьма ничему не научила. У меня у самого очень много опыта, который я могу передать. Я прошел все ступени карьерного роста…

И немного подумав, он добавляет:

– По моей биографии вообще можно было бы снять приключенческий фильм!… Моя биография очень обширна. Родился я в Северном Казахстане, в городе Петропавловске, в нормальной семье. Закончил там восемь классов. Поступил в железнодорожный техникум, закончил его. Потом был призван в ряды Советской Армии. Служил в городе Москве в Комитете госбезопасности, то есть солдатом срочной службы: я был водителем – возил контрразведчиков. Сейчас это уже можно разглашать, а тогда я давал подписку о неразглашении, потому что мы ездили на секретные объекты. Два года я отслужил, демобилизовался и поступил в Ачинское военное авиационное училище Красноярского края. После окончания училища меня направили служить в город Мелитополь в Гвардейский московский транспортный авиационный полк. Специальность у меня была: авиационное вооружение и десантное оборудование. Год я прослужил в полку, потом наш полк попал под сокращение. И нас поставили перед выбором: либо ищите себе новое место работы, либо готовьтесь служить в украинских вооруженных силах. Поскольку город Мелитополь был на территории Украины, ставшей теперь самостийной. В наших личных делах задним числом всем уже написали, что мы якобы приняли присягу украинской армии. И в моем личном деле тоже появилась надпись: лейтенант такой-то принял присягу на верность народу Украины.

Конец ознакомительного фрагмента.