Спецзона для бывших
Шрифт:
– Чем они занимались?
– Темными делами. Их одно время разрабатывал шестой отдел по борьбе с организованной преступностью. Но потом на них глаза закрыли, и перестали разрабатывать. Я не жалею, что убил их. Но у родственников убитых я попросил на суде извинения. Я сказал в своем последнем слове: «Это, наверное, судьба: так получилось, я убил людей. Кровь можно смыть только кровью. Поэтому прошу применить ко мне смертную казнь». Суд совещался неделю. Меня приговорили к двадцати пяти годам заключения.
– Вас признали вменяемым?
– Да, вменяемым.
– Вы говорили, что сразу после убийства вас отправили
– Меня отправили в больницу УВД снимать стресс. Хотя лично мне этого не было нужно, поскольку никакого стресса у меня не было. Я прекрасно себя чувствовал, потому что когда я убил, у меня гора с плеч свалилась. Через месяц я вышел из больницы, и меня отправили в отпуск. Три дня я успел отгулять. Потом меня вызвал следователь прокуратуры и предъявил обвинение. Психиатрическое обследование мне проводили в областной психбольнице, где я провел сорок пять суток. Потом меня направили на психиатрическую экспертизу в институт имени Сербского в Москву, там я пробыл двадцать восемь дней. Экспертиза дала ответы на три главных вопроса, интересовавших следствие. Был ли я в момент совершения преступления вменяемым? Да. Совершил ли я преступление в состоянии аффекта? Нет. В данный момент вменяемый? Да.
– Как вели себя на суде родные убитых?
– Сначала все были против меня, а потом некоторые стали уже за меня, и даже поддерживали.
– У вас семья была?
– Только сожительница.
– Родители живы?
– Матушке семьдесят восьмой год идет. Когда шло следствие, я сказал ей: «Не ходи ко мне».
– И вы с ней больше ни разу не виделись?
– Один раз виделся. Следователь предложил выехать на место преступления, провести следственный эксперимент. При этом пообещал, что на обратном пути заедем ко мне домой…
– Заехали?
– Ну, да. Повидался с матушкой.
– Домой письма пишете?
– Иногда.
– А из дома – получаете?
– Получаю, но сразу их рву.
– Почему?
– А зачем хранить? Только себя расстраивать.
– У вас есть братья-сестры?
– Сестра есть, тоже иногда пишет письма. А вот родной брат отказался от меня. Я еще когда в больнице лежал, он пришел ко мне и сказал: «Я тут посоветовался с женой и тещей, и мы решили, что ты – убийца. Поэтому мы тебя теперь знать не хотим».
– Брат младше или старше вас?
– Старше. Я самый младший ребенок в семье.
– Могли бы вы вспомнить какой-нибудь случай из детства, поразивший вас на всю жизнь?
– Случай из детства? Ну, вот, однажды что было. Мы увидели, как возле нашего дома тридцать человек одного били. Батя выбежал с топором… Когда все разбежались, мы завели избитого к нам, во двор, кровь смыли.
– У вас есть принцип, которому вы следуете всю жизнь?
– Батя говорил мне: «Никогда не связывайся с женщиной, а то сам будешь женщиной». Этот принцип для меня закон.
– С какого времени вы находитесь в колонии?
– Пока шло следствие, я полтора года сидел в СИЗО. А в колонию меня привезли тридцать первого марта девяносто девятого года.
– Чем в колонии занимаетесь?
– Сиднем сижу… Раньше о колониях ничего не знал, думал, что здесь – лесоповал. А теперь вижу, что делать здесь абсолютно нечего. Вот просто сижу и смотрю в окно. Вон забор, а вон дерево зеленое, за забором. Вдалеке гора, а на ней – дома. Ощущается ностальгия по дому. А вообще в колонии одна рутина. День
– Вы жалеете, что попали сюда?
– Я ни о чем не жалею. Что ни делается, все к лучшему. Другим людям свободнее будет дышать без меня. Так я считаю. Потому что я убил людей. За это и сижу. А вообще я не выдержу двадцать пять лет. На свободе я двадцать лет занимался по системе Порфирия Иванова, был абсолютно здоровым. А сейчас у меня давление поднимается, я стал гипертоником. Потому что здесь низкое атмосферное давление, это сказывается на голове…
«Это политический заказ» – Следователи из глубинки. – Подкинутый пистолет. – Липовый адвокат. – «Кто-то «сливал» адреса, агентов…» – Четырнадцать лет строгача. – «За вами следят круглосуточно!»
Мой собеседник явно волнуется и оттого поминутно машинально приглаживает свою тюремную робу.
– Если вы это опубликуете, будет шок, – говорит он. – Это взорвется «бомба», от которой в Москве полетят самые высокие чины!
На зону бывший полковник МУРа попал по самому громкому уголовному делу начала XXI века – делу «банды генерала Валеева». Семеро высокопоставленных сотрудников столичных правоохранительных органов обвинялись в целом букете преступлений: вымогательстве денег, перевозке наркотиков, оружия, злоупотреблении служебным положением. Всех членов организованной преступной группы приговорили к длительным срокам заключения. И вот теперь один из них утверждает: не было ни преступлений, ни самой банды. Все дело от начала до конца шито белыми нитками. Снять с постов и подвести под статьи УК сразу семерых руководителей правоохранительной системы Москвы было чьим-то заказом.
Спрашиваю напрямую:
– Чьим заказом?
В который раз пригладив свою робу, бывший полковник Сергей Чатов решительно произносит:
– Эти люди сейчас работают в Думе!
– Расскажите обо всем по порядку.
– Я пришел на службу, где мне сказали: «Тебя вызывает начальник Управления кадров». Как только я зашел в его кабинет, меня прижал к стене амбал в форме омоновца, вывернул мне руки и надел наручники. Помню, я еще сказал ему: «Сынок, ты ключик-то не потеряй». Так нет ведь, сукин сын, все равно потерял…
Его отвезли в Лефортово. Там же прошло и первое судебное заседание. В специальной комнате судей и подсудимых разделяли только столы, поставленные в один ряд.
– Когда меня завели в эту комнату, то я первым делом увидел коренастого мужчину в гражданской одежде. Спросил его: «Вы кто?» Он ответил: «Я – Валеев». Я тоже назвался. Так состоялось мое знакомство с человеком, которого впоследствии назвали главарем нашей «банды».
В милиции Чатов прослужил двадцать пять лет. Последняя должность – заместитель начальника одного из отделов МУРа.