Шрифт:
Глава первая
Старик любил этот скверик на Ленинских горах. Сюда он приходил в юности, приходил в зрелом возрасте – с женой и двумя детьми, из которых в настоящее время в живых осталась только дочь. Некогда статный, с волевым взором, в последние годы он сильно сдал. Не сказать что старец, восьмой десяток еще не разменял, но трудно стало ходить – опирался на тросточку, терял волосы и вес.
Он брел по парку в стареньком плаще, надвинув на глаза кепку. Желтела листва, прибитая недавним дождем, сквозь облака подглядывало солнце. Листва в этот год облетела рано – дули сильные ветра. Но сегодня погода баловала, столбик термометра не опускался ниже пятнадцати градусов.
Старик присел на лавочку, пристроил трость между ног. Он любил свой район. До дома четыре минуты ходьбы, неподалеку – на крутом берегу Москвы-реки – высотка МГУ. Под горой – спортивная арена Центрального стадиона имени В. И. Ленина – главная часть знаменитого спортивного комплекса. Полтора месяца назад отгремели XXII летние Олимпийские игры. Церемония закрытия проходила здесь, в Лужниках. Страна все еще не успокоилась: то тут, то там из динамиков доносилось «До свиданья, наш ласковый Миша…».
Несколько минут старик просидел в сквере, отдыхал. В замкнутом мирке, вдали от городского шума, было тихо и комфортно. Отсутствовала наглядная агитация, только на стенде у входа еще болтался листок – фехтовальщик пронзал радугу на фоне символической высотки и олимпийских колец. Мимо прошла пенсионерка с болонкой. Собачка дружелюбно помахивала обрубком хвоста. На соседней лавке сдавленно хихикала парочка студенческого вида. Смешливый паренек натягивал на голову спутницы ее же капюшон, а девушка отбивалась.
Старик подмигнул семенящей мимо болонке. Собачка в ответ тявкнула. Пенсионерка с питомицей растаяли за поворотом. На параллельной дорожке местная сумасшедшая – безвредная и даже симпатичная – кормила упитанных голубей. Старик засмотрелся, потом что-то вспомнил, вскинул руку с часами, начал подниматься, опираясь на трость. Сморщился от боли в колене, медленно двинулся к выходу из парка. Влюбленные, не прекращая баловаться, поднялись и отправились за ним следом.
Постукивая палочкой, старик пересек гулкую подворотню, вышел во двор, миновал детскую площадку, вереницу тополей. У дальнего подъезда добротной пятиэтажки молодой мужчина возился под капотом «Жигулей». Стартер жужжал, но двигатель не заводился.
Старик вошел в подъезд, со скрипом закрылась входная дверь. Счастливый обладатель вазовской продукции, видимо, имел глаза на затылке. Он извлек из кармана рацию и что-то в нее проговорил. Потом закрыл капот и сел на водительское место. «Студенты» мялись на другом конце двора – теперь с таким видом, будто целую вечность женаты и смертельно надоели друг другу.
Держась за перила, старик поднялся на третий этаж. Гулко раздавались шаги. Звякнули ключи, он вошел в квартиру. Жилище было просторное, четырехкомнатное, больше ста метров полезной площади. Жилец заслужил такие хоромы – долгие годы плодотворно трудился на благо страны. Ключи отправились в вазочку, кепка – на крючок, плащ привычно повис на вешалке. Покряхтывая, старик разулся, побрел в гостиную, чтобы немного отдохнуть в любимом кресле. Странно, ему казалось, что двустворчатую дверь он закрывал. Вошел внутрь… и ком образовался в горле. В лице не изменился, но накрыла такая тоска, что хоть стреляйся. Конечно, заходи любой к бедному еврею, бери что хочешь…
За столом сидел мужчина лет шестидесяти и пристально разглядывал старика. Он был в двубортном костюме, аккуратно свернутый плащ висел на спинке стула. В помещении присутствовал еще один товарищ – лет тридцати с небольшим, с располагающим, но каким-то замороженным лицом. Он расстегнул замшевую куртку, но снимать ее не спешил. До появления квартиросъемщика товарищ стоял у шкафа и разглядывал корешки книг – библиотеку приключений и фантастики, которую старик собирал долгие годы. С появлением хозяина повернулся и обратил на него свой взгляд. Старик их впервые видел… и еще бы сто лет не видеть.
– Добрый день, Борис Михайлович, – сухо поздоровался сидящий за столом субъект. – Мы не воры, вы это уже поняли. Давайте без лишних движений, хорошо? Попытка к бегству в вашем возрасте и в вашем состоянии будет выглядеть карикатурно. Проходите, присаживайтесь в свое любимое кресло.
– Здравствуйте, – с усилием произнес старик. И добавил зачем-то: – Вы из милиции?
– Хуже. – Субъект показал корочки: – Комитет государственной безопасности, Второе Главное управление. Полковник Сухов Александр Васильевич. Это мой коллега – майор Зимин Андрей Викторович. – При этих словах второй присутствующий без выражения кивнул. – Вопросы излишни, Борис Михайлович, вы и так все поняли. На что вы рассчитывали? Ведь сколь веревочка ни вейся… Проходите, присаживайтесь. Неважно себя чувствуете? Зоя Кирилловна, помогите нам, пожалуйста!
В комнату, мягко ступая, вошла женщина средних лет с бесцветным лицом, помогла старику. Он тяжело двигался, обильно потел – сердце начинало пошаливать. Зоя Кирилловна открыла компактный «дипломат», поднесла старику под нос нашатырь, накапала микстуры. Он выпил, показал глазами – женщина проследила за взглядом, извлекла из тумбочки сердечное лекарство – старик сунул таблетку под язык. Он сидел, откинув голову, приходил в себя. Капли пота блестели на морщинистом лбу. Зоя Кирилловна вопросительно глянула на полковника – тот кивнул, – закрыла чемоданчик и тихо испарилась.
– Вы все предусмотрели… – прошептал старик. – Кого еще там припасли в моей спальне – реанимационную бригаду?
– Надеюсь, это не понадобится. Итак, вы все поняли, Борис Михайлович. Наверняка назрел вопрос: отчего так сложно? Скрытное проникновение в квартиру, никакого шума – а ведь могли взять вас на улице, как это обычно происходит, посадить в машину. Причина есть, об этом позже. Вам уже лучше? Прекрасно. Итак, давайте по порядку.
Каплан Борис Михайлович, 67 лет, коренной москвич, до выхода на пенсию в позапрошлом году вы были ведущим специалистом в вирусном центре института микробиологии, расположенном в ЗАТО Загорск-6. Имели привилегии, одна из которых позволяла жить в Москве, а не в упомянутом закрытом городе. Да, неудобства: ежедневно водитель вез вас в такую даль, вечером – обратно, но это лучше, чем всю жизнь провести за колючкой. Вы были настолько благонадежны, что за вами фактически не следили. Дети у вас поздние, дочь родилась, когда вам было 35, сын – пятью годами позже. Сын Лев скончался в возрасте 18 лет – через три месяца после призыва в ряды Советской армии. Руководство части настаивало на несчастном случае при обращении с военной техникой. Но вы узнали по своим каналам: трагический инцидент – результат неуставных взаимоотношений. Льва избили, и он скончался от внутреннего кровотечения. Вы имели связи, могли уберечь сына от армии, но он отказался от ваших услуг, пошел служить. Справедливости вы не добились, виновные избежали наказания. Через год скончалась ваша жена – организм ослаб, инфаркт, до больницы не довезли… Не будем копаться в генезисе вашего грехопадения. Но, думаю, потери в семье повлияли на ваше решение. Через год вы связались с представителями иностранных спецслужб, и вот уже без малого восемь лет передаете им бесценную информацию о работе наших закрытых предприятий…
– Экая глупость… – прошептал старик. – Как вы намерены это доказать? Я не совершал ничего предосудительного, честно трудился всю жизнь…
– И добились в своей работе очень многого, – согласно кивнул Сухов. – Вы талантливый биолог, занимались созданием бактериологического оружия, экспериментировали с вирусами оспы, завезенной из Индии, с вирусами южноамериканских и африканских лихорадок, включая смертоносную лихорадку Эбола. Вы – автор ряда научных открытий, в том числе прорывных. Тем, что вы изобрели, можно умертвить половину земного шара, знаете ли… В чем дело, Борис Михайлович? Совесть проснулась? Как у академика Сахарова – изобрел водородную бомбу, способную извести на планете все живое, а потом засовестился и стал активным диссидентом-«гуманистом»? Боюсь, в вашем случае слово «совесть» неуместно, вам ближе по духу слово «предательство». Жажда наживы проснулась на старости лет? Трагедии в семье? Мне жаль, Борис Михайлович, что вы потеряли близких, но не вы первый, и далеко не всех это подвигло к измене Родине.