Спенсервиль
Шрифт:
– Я замерзла, – сказала она. – Можно мне взять одеяло?
– Нет. Морозь свои сиськи. Вот единственное, что тебе можно. – Он сменил тему и спросил: – И со сколькими еще ты трахалась после того, как мы поженились?
– Ни с кем.
– Нечего мне врать. У тебя, голубушка, дырка горячая. Я вижу, как ты на других мужиков смотришь. Только об этом и думаешь, больше ни о чем. Ничего, дорогуша, теперь ты свое получишь, досыта. Так со сколькими ты трахалась? – повторил он свой вопрос.
– Ни с кем.
– Чепуха. Я от тебя не отстану, пока ты мне не назовешь каждого,
Она кивнула.
– Сколько?
– Всего двое.
– Ах, вот как? Всего двое? – Похоже, у него внезапно прорезался искренний интерес. – Кто?
– Ты рассердишься.
– Рассержусь?! Я и так вне себя от бешенства. Кто?
– Обещай, что не будешь меня бить.
– Ничего я тебе обещать не буду, кроме того, что изобью, если не скажешь. Кто?
Она глубоко вздохнула, потом ответила:
– Регги Блэйк и твой брат Фил.
Бакстер вскочил.
– Что?!
Энни закрыла лицо руками, главным образом затем, чтобы он не увидел, как она улыбается.
– Ты… ты врешь! Врешь, сука! Смотри на меня!
Она опустила руки и поглядела на него. Клифф опустился на колено, и его лицо оказалось прямо напротив ее.
– Думаешь, оболванить меня сможешь, да?
– Клифф, перестань, пожалуйста, это же просто нечестно. Я делала все, что ты от меня требовал. Сотню раз отвечала на все твои вопросы насчет других. Чего еще ты хочешь от меня услышать?
– Правду, мать твою!
– После того как мы поженились, я никогда не занималась сексом ни с кем… кроме него.
– И никогда не спала с Блэйком?
– Нет… но он ко мне пристает.
– Ах, вот как? Этот хрен… а мой брат?
– Тоже пристает.
– И этот… Я тебе не верю.
– Ну, извини.
Некоторое время Клифф пристально смотрел на нее, потом кивнул.
– Ну ладно, я все-таки узнаю правду. Пусть не сегодня, но мало-помалу ты мне все выложишь обо всех, кто у тебя был. Так?
Энни понимала, что он просто одержим этой темой, как и некоторыми другими, похожими, и, пока у него сохраняется этот интерес к ней, она будет в относительной безопасности.
– Да, – ответила она.
Некоторое время он молчал, потом, все так же стоя перед ней на одном колене, взял Энни за подбородок и повернул ее лицо к себе.
– Ты ведь всегда сознавала, что закончишь таким вот образом, да? – проговорил он медленно и негромко.
Она посмотрела ему в глаза и задумалась. Она полагала, что хорошо изучила и понимает его, знает, что он ненормальный, но никогда не думала, что он способен на подобные умозаключения. И тем не менее ее преследовала мысль, что да, она действительно сознавала это.
– Знала, да? Я знал, так что уж ты-то не могла этого не понимать. А раз ты знала, что это должно было рано или поздно случиться, – значит, ты сама этого хотела.
– Нет!
– Тебе нравится…
– Нет! Ты негодяй… – Она замахнулась на него кулаком, но Бакстер перехватил ее руку и сильно
Он поднялся.
– Вставай!
Она закрыла лицо руками, свернулась в комок и зарыдала.
– Вставай!
– Оставь меня! Оставь!
Бакстер не любил ее истерик, в такие моменты он ничего не мог от нее добиться, не мог даже заставить ее себя слушать, поэтому ему не оставалось ничего другого, кроме как ждать, пока она успокоится.
Энни лежала на полу, свернувшись для самозащиты в комок и по-прежнему закрывая лицо руками. Так прошло несколько минут, потом Бакстер проговорил:
– Если прекратишь этот концерт, я разрешу тебе завернуться в одеяло и что-нибудь поесть. Я жду, но долго ждать не намерен – потом возьмусь за плетку. У тебя десять секунд. Девять. – Он продолжал обратный отсчет.
Энни вначале вытянулась на полу, потом снова встала на четвереньки.
– Вот и хорошо. Послушай, дорогуша, все зависит от тебя самой. Чем быстрее ты поймешь, что здесь командую я, а ты должна держать свой умный язычок за зубами и делать все, что я прикажу и так, как я прикажу, тем легче будет тебе же самой. Никакого другого выхода, голубушка, у тебя нет. Будешь готовить, стирать, обмывать меня, сосать мне член, давать мне и целовать мне ноги. И чем лучше ты будешь все это делать, тем меньше я тебя буду наказывать. Поняла?
– Да, сэр.
– Знаешь, вы, Прентисы, и ты, и твоя сестричка, всегда очень много о себе воображали. Думаешь, я не знаю, что ты презираешь и меня, и всю мою родню? А кто ты сама такая, черт возьми? Мне бы очень хотелось, чтобы и твоя сука-сестра тоже была сейчас здесь. Ее тоже не мешает кое-чему поучить. Смотри на меня, потаскуха! Я с тобой разговариваю! Как тебе эта идея? Две голые сучки, которые по очереди меня ублажают…
– Клифф, перестань… мне плохо… я сейчас упаду в обморок… я не хочу получить тут воспаление легких… и мне надо что-то поесть… мне сейчас плохо будет…
Он пристально посмотрел на нее, потом проговорил:
– Да, пожалуй, ни к чему, чтобы ты заболела. Не имею никакого желания за тобой ухаживать. И одним сосанием члена ты тоже не проживешь. Или как, сможешь?
– Нет.
– Ну хорошо, сперва возьми аптечку и сделай мне перевязку. Не трудись вставать на ноги, голубушка, не надо. Ты теперь мой сенбернар.
Энни на четвереньках пересекла комнату, достала из деревянного сундучка аптечку, потом, не дожидаясь его напоминаний, повесила ее за веревку себе на шею и вернулась назад к дивану, возле которого стоял Бакстер. Он спустил брюки и подштанники и улегся на диван. Энни открыла матерчатую сумку и достала оттуда ножницы с тупыми концами, предназначенные для разрезания медицинского пластыря. Энни просунула ножницы под пластырь, которым было заклеено левое бедро Бакстера, и разрезала его. Она обратила внимание, что на пластыре была просочившаяся кровь, а когда сняла марлевый тампон, то увидела, что рана не заживает, хотя и нагноения на ней нет. Энни подумала, не сможет ли она как-то занести в рану какую-нибудь инфекцию.