Сперанский
Шрифт:
Получив 6 сентября 1816 года известие о назначении на губернаторство в Пензу, Михайло Михайлович в тот же день написал своему верному другу: «Нет, любезный мой Аркадий Алексеевич, вы так легко от меня не отделаетесь, мне необходимо должно с вами повидаться и получить от вас сведения о лицах и делах в Пензе… Уверяю вас, что без свидания с вами я отсюда не двинусь, а если и двинусь, то на ваш счет поставлю все ошибки и глупости, которые неминуемо в Пензе сделаю, когда пущусь туда, как в лес без вожатого…»
Пребывая в Пензе, Сперанский писал письма Аркадию Алексеевичу почти каждую неделю [12]. В них он рассказывал о событиях своей пензенской жизни, даже о самых мелких; о проблемах, с которыми сталкивался; делился с другом своими мыслями и настроениями, вызванными губернаторской деятельностью. Аркадий Алексеевич, в свою очередь, одолжил Сперанскому 50
Губернским предводителем пензенского дворянства стал незадолго до приезда Сперанского в Пензу Григорий Данилович Столыпин [13], женатый на младшей сестре Аркадия Алексеевича Наталье Алексеевне Столыпиной. У супругов был общий предок — Сильвестр Афанасьевич Столыпин, пожалованный в 1672 году в московские дворяне и умерший в 1683 году. Михайло Михайлович подружился с этой семьей. Их домашний учитель Густав Вильде, выпускник Дерптского университета, будет впоследствии сопровождать Сперанского в поездке по Сибири.
В начале ноября 1816 года в Пензу приехала Елизавета Алексеевна Арсеньева с намерением навестить заболевшего отца и познакомиться с новым губернатором. Михайло Михайлович был в гостях у Столыпиных и видел ее и Алексея Емельяновича, очень растроганного преподнесенным ему портретом внука Николая — двухлетнего сына Аркадия Алексеевича [14].
Батюшка ваш принял портрет Николеньки со слезами. Он очень слаб телом, но довольно бодр еще духом, а особливо поутру. Вечер играет в карты, обедает всегда за общим столом, хотя и не выходит из тулупа. Ноги очень плохи. Прекрасная вещь видеть, как водят его ваши сестрицы (Наталья и Александра Алексеевны. — В. Т.) из одной комнаты в другую: ибо один он пуститься уже не смеет. Одно слово о Кавказе веселит его, как ребенка, и я уверен, что он может еще там помолодеть и запастись здоровьем на долгое время. Он отправляется туда в марте; но собирается уже и ныне. Елизавета Алексеевна также здесь. Не знаю, увижу ли Лермонтовых. Трудности в помещении, все дома набиты приезжими, и зиму обещают ныне весьма многолюдную. Александра Алексеевна в одном положении. Ей необходимо нужно переменить место пребывания. Но куда? С Григорием Даниловичем мы в больших ладах, и, кажется, дело обойдется без большой мудрости. С Михениным началась дружба; со всеми прочими мир и благоволение. Пиры еще продолжаются, и не знаю, когда из них выйду. Признаюсь, я не ожидал ни столько внимания, ни столько умения жить. Здешнее общество нигде не испортить. Дела чрезмерно запутаны, но кажется, обойдется с моей стороны без крику, ибо криком ничего не поправить, и сверх того все так покорно, что и осердиться совестно…
23 ноября 1816 года Михайло Михайлович писал в Санкт-Петербург Аркадию Алексеевичу: «Батюшка и все ваши родные, в том числе и я, который в любви к вам никому из них не уступлю, поздравляем вас и Веру Николаевну с новорожденным. Да приосенит его Господь всеми своими милостями». Новорожденным, о котором шла речь в приведенных строках, был появившийся на свет 14 ноября сын друга Сперанского Алексей. Впоследствии Алексей Столыпин — «Монго» — будет учиться в одной юнкерской школе с Михаилом Лермонтовым и станет ему ближайшим другом, соратником по военной службе, секундантом обеих его дуэлей.
Тем временем Сперанский хлопотал о возвращении А. А. Столыпина на государственную службу. «Вам известна моя к нему и ко всему дому их привязанность, — обращался Михайло Михайлович к О. П. Козодавлеву. — Он желает службы, а я нахожу ее для него необходимою». В декабре 1816 года эти хлопоты принесли плоды: Столыпин был восстановлен на службе в Правительствующем Сенате.
В январе 1817 года Сперанский узнал о болезни племянницы Аркадия Алексеевича Марии Михайловны Лермонтовой, проживавшей в Тарханах — имении своей матери Елизаветы Алексеевны, располагавшемся в 110 верстах от Пензы. «У нас нового почти нет, — сообщал Михайло Михайлович А. А. Столыпину из Пензы в Петербург. — Есть одна новость для вас печальная, племянница ваша Лермонтова весьма опасно больна сухоткою, или чахоткою. Афанасий и Наталья Алексеевна отправились к ней, т. е. к сестрице вашей, в деревню, чтобы ее перевезти сюда. Мало надежды, а муж в отсутствии».
Перевезти в Пензу больную Марию Лермонтову не удалось. Ее состояние стремительно ухудшалось. «Дочь Елизаветы Алексеевны без надежды, но еще дышит», —
Странно, любезный мой Аркадий Алексеевич, что я получаю письма ваши, как от больного, а отвечаю к вам, как к здоровому, столь крепка надежда моя на Бога, что он не допустит вас страдать долго. Последнее письмо, писанное рукою Веры Николаевны, меня, однако, поколебало. Сие уже слишком продолжительно. Вы отдали справедливость моим чувствам, не пропустив почты, и хоть в трех строчках дали мне знать, что вам, по крайней мере, не хуже. Надеюсь, что настоящее мое письмо получите вы в выздоровлении, и в сей надежде не колеблюсь сообщить вам вести о племяннице вашей Лермонтовой. Нить, на которой одной она столько времени висела, наконец, пресеклась. Наталья Алексеевна отправилась в деревню и, вероятно, привезут сюда Елизавету Алексеевну. Батюшка ваш все сие переносит с бодростию и удивительной кротостию. Ныне у него должно учиться истинной философии…
Как человек близкий к семье Столыпиных, Сперанский был хорошо осведомлен о ее внутренних проблемах. «Бог даровал сестрице вашей Наталье Алексеевне дочь Феоктисту, — писал он Аркадию Алексеевичу 5 июня 1817 года. — Ожидаем сего дня Афанасия, а за ним и Елизавету Алексеевну. Ее ожидает крест нового рода. Лермонтов требует к себе сына. Едва согласился оставить еще на два года.
Странный и, говорят, худой человек. Таким, по крайней мере, должен быть всяк, кто Елизавете Алексеевне, воплощенной кротости и терпению, решится делать оскорбления…»
12 июня 1817 года Михайло Михайлович сообщал Столыпину в Петербург: «Елизавета Алексеевна здесь и с внуком своим, любезным дитем. Она совершенная мученица-старушка. Мы решили ее здесь совсем основаться» [16]. Приехала в Пензу сестра Аркадия Алексеевича по очень важному для себя делу. 13 июня 1817 года в Пензенской гражданской палате Сперанский заверил своей подписью, в числе других свидетелей, завещание Елизаветы Алексеевны, определявшее судьбу ее внука Михаила Лермонтова — ужасную участь жить в разлуке со своим отцом. 44-летняя «мученица-старушка» сделала условием получения наследства внуком его пребывание по жизнь ее или до времени его совершеннолетия на ее воспитании и попечении без всякого на то препятствия со стороны его отца и ближайших родственников последнего. В качестве оправдания столь жестокого условия Елизавета Алексеевна указывала на свою «неограниченную любовь и привязанность» к внуку как к «единственному предмету услаждения» остатка ее дней и «совершенного успокоения» горестного ее положения.
Общение Сперанского со Столыпиными, особенно интенсивное в первый год пребывания его в Пензе, помогло ему быстро войти в жизнь местного общества, проникнуться его духом и стать своим в общественной среде, изначально ему чужой и чуждой. Весной 1817 года Михайло Михайлович писал дочери в Петербург: «Ты хочешь, чтобы я дал тебе понятие о Пензе. Поставь в некоторую цену, что я о ней перед тобою столь долго молчал или мало говорил. Я боялся тебе ее хвалить, точно так как та мать, которая боялась, чтоб ее ребенок не попросил себе луны. Скажу вообще: если Господь приведет нас с тобою здесь жить, то мы поживем здесь покойнее и приятнее, нежели где-либо и когда-либо доселе жили. Правда, что мы с тобою и не избалованы, но и то правда, что здесь люди, говоря вообще, предобрые, климат прекрасный, земля благословенная».
Елизавета Сперанская приехала в Пензу вместе с Марией Карловной Вейкардт 22 июля 1817 года и оставалась здесь до конца сентября 1818 года. Она отпраздновала с отцом в этом городе восемнадцатый и девятнадцатый дни своего рождения. Пензенский губернатор более года являлся одновременно и преподавателем, занимаясь со своей дочерью различными науками в присущей ему свободной манере. По возвращении в Санкт-Петербург Елизавета Сперанская рассказала графу Кочубею и его супруге Марии Васильевне об отце и своей пензенской жизни, а также о том, что узнала за прошедший год. 18 октября 1818 года Виктор Павлович писал Михаиле Михайловичу в Пензу о своих впечатлениях после общения с его дочерью: «Признаюсь вам, что образование ее немало меня удивило. Мне представлялось вещью невозможною в Перми и Пензе иметь средства к воспитанию. Г[осподин] Цейер просветил меня, изъясняя, что занимались оным вы исключительно».