Спешивший жить
Шрифт:
Катя была дочерью Натальи Петровны от первого брака с Алексеем Алексеевичем Богдановым (1890-1937), - советским коммерсантом и разведчиком, работавшим в Англии, в "Амторге" в США, который был несправедливо репрессирован в 1937 году и умер в тюрьме, вскрыв себе вены в знак протеста. В 1936 году Н.П.Кончаловская вышла замуж за начинающего тогда детского писателя Сергея Михалкова, будучи на 10 лет его старше. Двое сыновей от этого брака - Андрей и Никита - стали известными режиссёрами. Когда Кате исполнилось 16 лет, автор гимна СССР её удочерил, и девушка стала носить фамилию Михалкова, что вызвало осуждение со стороны родных А.А. Богданова. Екатерина тяжело переживала такую обиду со стороны ближайших родственников своего родного отца и, одно время,
Вот как описывает Ольга Семёнова знакомство своих будущих родителей:
"...Брат моей мамы Андрей Сергеевич Михалков умел находить ярких, интересных друзей. В московской квартире Натальи Петровны и Сергея Владимировича и на их небольшой даче на Николиной Горе постоянно толпились молодые таланты: пианист Капустин, артист Ливанов, режиссер Тарковский, переводчик Миша Брук, композитор Слава Овчинников. В один солнечный осенний день 1954 года появился на даче двадцатитрехлетний одаренный историк-эрудит, которого друзья ласково называли Юликом... Папа уже тогда, где бы ни появлялся, привлекал внимание благодаря обаянию и уму, но в тот вечер, чтобы завоевать маму, устроил настоящий фейерверк. Швырял россыпи блестящих острот, рассказывал фантастические факты из жизни политиков и писателей, декламировал стихотворения молодых поэтов, разыграл импровизированный моноспектакль, изображая в лицах Сталина и его приближенных, делал смелые политические прогнозы на будущее, сыпал фразами на безукоризненном английском и крылатыми выражениями на пушту, а под занавес обошел остолбеневших гостей, согнувшись в три погибели и гнусаво напевая:
– Я сродственник Левы Толстого, незаконнорожденный внук,
Подайте же, кто сколько может, из ваших мозолистых рук!..
... Узнав от общих знакомых (сам отец об этом не говорил), как мужественно он отстаивал Семена Александровича, мама посмотрела на него по-новому и за маской неисправимого оптимиста и искрометного весельчака разглядела грустного, настрадавшегося, а оттого не по годам взрослого человека, старательно прятавшего от окружавших сомнения и боль... Думаю, отца привлекла в маме не только красота, но и неэмансипированность. Не пользовавшаяся косметикой, не курящая, не пробовавшая крепких спиртных напитков, постоянно чем-то занимавшаяся по дому или готовящая в лучших традициях Молоховец - не девушка, а дореволюционный атавизм - такого он еще не видел...".
Из воспоминаний Никиты Михалкова можно узнать о том, какое впечатление произвело на него знакомство с будущим мужем свой сестры:
– ...Во-первых, сумашедшее обаяние... Очень заразительный хохот и смех, который заражал любую кампанию. Он смеялся замечательно!.. Он был замечательный рассказчик... Он вошёл в дом, будто родился в нём. Меня он влюбил в себя сразу!.. Просто сразу!.. Он добивался того, чтобы меня отпускали одного гулять. Он мне давал водить машину. Для меня он был кумиром, который открыл мне дорогу из семейных застенков. Ну, отец его очень любил. Потому, что Юлик - серьёзный политик, но оставался независимым человеком. И в доме у нас... И Андрон, и мама, и я - он был принят совершенно мгновенно. Я, поначалу, жутко ревновал Катю к нему и был в истерической ненависти к нему, пока его не увидел. И когда он появился у нас, я смотрел на него сначала исподлобья... А потом, растаял, как мыло...
Первые годы жизни молодой жене Юлиана Семенова пришлось испытать бедность, когда они делили на двоих пачку пельменей, сдавали в ломбард дорогие вещи, но никогда не обращались за помощью к богатым родственникам. Екатерина молча терпела все эти тяготы, помогала мужу перепечатывать его рассказы м репортажи, старалась изобретать обеды почти из ничего. В течение нескольких лет Семенов, благодаря своей поразительной трудоспособности, поднял семью на ноги, обеспечив жену и двух родившихся дочек всем необходимым.
О своей матери Ольга Семёнова трогательно писала: "Мама создала
Именно в это время, когда, казалось бы, все материальные трудности позади, в семье все чаще начали возникать конфликты. Возможно, что это было связано с тем, что основное время Юлиан Семенов посвящал работе, а на семью у него оставалось совсем мало времени. К тому же, до Екатерины постоянно доходили слухи о постоянных изменах мужа, которые начались, по ее словам, уже на третий год после свадьбы.
***
Благодаря заботам и трудам дочерей и жены писателя, был сохранён и приведён в порядок обширный домашний архив Юлиана Семёнова, хранившийся на крымской даче. Ниже приведены выдержки из некоторых писем Юлиана Семёнова своей жене.
***
1955 г.
"...Очень часто я вспоминаю сентябрь прошлого года. Ты стояла на террасе, украшенной цветастостью зелени, и гладила что-то, вроде простыни, я тебя увидел впервые. Говорили, что ты дикая и с тобой трудно. А когда я оказался рядом с тобой, мне стало хорошо. Они ничего не поняли, глупые. Мы говорили с тобой о твоем брате Никите. Ты говорила, что он дьявол, а я, не знаю почему, может потому, что хотел показаться умным, разубеждал тебя придуманными на ходу цитатами Ушинского. Вечером мы пили чай. Домой мы ехали вчетвером. Ты сидела впереди, и сзади казалось, что звезды, перемигивающиеся в бархате неба, о чем-то шепчутся с тобой...".
* * *
1955 г
"...Помнишь, мы пошли вниз к реке, стали на площадке, ты смотрела на какую-то церковку с многими куполами, а я смотрел на нежное, милое лицо твое... Потом мы шли с тобой и мне было спокойно и хорошо. И казалось, не знаю, может это глупо очень, - я лечу один на качелях в Архиповке и море что-то ласково шепчет мне - спокойное и хорошее. А потом вдруг волной счастья захлестнет сердце. Взглянула ты на меня и улыбнулась, а улыбка у тебя хорошая очень - лучше тебя, застенчивая какая-то. Почему? Не знаю... Вот, пришел домой. Фото твое передо мной и мне невообразимо хорошо. В этом "хорошо" - приятная - не знаю - может быть это субьективно, но истинно - горечь. Ты знаешь, только сейчас, когда я остался один на один, совесть моя стиснула мозг хваткой правды, железной хваткой, от которой не вырвешься. Истина, абсолютно объективная, заключается в том, что я люблю тебя, люблю, как могут любить хулиганы - искренне, горячо и, пойми это, настороженно. Да-да, настороженно. Не знаю, может быть ошибаюсь, но мне кажется, ты будешь несчастной в жизни. "Если родилась красивой, значит будешь несчастливой" - так верней. Хотя верь, не бравирую, твёрдо уверен - только со мной будешь счастливой...".
***
1965 год (без даты)
"Мой друг!
1. Ближе нас с тобой - нет никого в мире больше.
2. Среди тех, кто окружал тебя в течение нашего десятилетия, я жил эти десять лет, и от них, от этих твоих соседей, зависело и зависит в громадной мере судьба всего того, что я пишу. Они вольны разрешить это или запретить. Уплатить деньги или отказать нам и обречь нас на голод. Восславить роман или оплевать его.
3. Ты спасалась, плача в подушку и перечитывая мои письма - мне спасаться негде, а плакать я разучился с юности.