Спи, бледная сестра
Шрифт:
Не нужно так на меня смотреть. Не думайте, что это было легко. На самом деле я и начал-то пить бренди отчасти для того, чтобы забыть о том, что должен сделать, и, ну, одно за другим, и я почти сумел вообще о ней забыть. Я помню, как чуть ли не с ужасом посмотрел на часы в пять утра — но к тому времени, конечно, было слишком поздно. Решение уже мне не принадлежало.
Возвращаться домой в такое время смысла не было, поэтому я отдал старому грабителю, заправлявшему клубом, свои последние деньги, получил ключ от комнаты и заполз в постель прямо в рубашке, собираясь поспать до рассвета, а потом отправиться восвояси. Но я пролежал под простынями пять минут, не больше — уже уютно задремал, —
— Занято! — гаркнул я из-под одеяла.
Тишина. Может, показалось? Я снова начал погружаться в сон. И тут мое внимание опять привлек звук — на сей раз поворачивалась дверная ручка. Мне это стало надоедать. Черт бы побрал этого парня, неужто он никогда не оставит меня в покое? Дверь все равно заперта, подумал я. Когда он поймет, что я говорю серьезно, он уйдет.
— Я сказал, номер занят! — заорал я. — Убирайся, будь добр, и найди себе другое место, а? — Это должно подействовать, решил я и перевернулся на другой бок, наслаждаясь теплыми одеялами и гладким бельем.
И тут дверь открылась.
На миг мне показалось, что это дверь соседнего номера, но, оглянувшись, я увидел клин сероватого света из ближайшего окна — и очерченный женский силуэт. Прежде чем я успел отреагировать, дверь снова закрылась, и я услышал, как тихие женские шаги приближаются к кровати. Я хотел что-то сказать — голова еще была порядочно затуманена бренди, — но тут она остановилась рядом со мной, и я понял, что она раздевается.
Ну, что вы думаете, я сделал? Вы ждали, что я натяну простыни на голову и позову хозяйку? Или стану жеманничать: «Ах, мисс, мы ведь даже не знакомы!»? Нет, я вообще ничего не сказал. Я просто ждал — я успел разглядеть, что девушка молодая и фигурка вроде недурна. Может, она увидела меня в клубе и подумала… Не нужно так выпучивать глаза, со мной такое и раньше случалось. А еще она могла ошибиться комнатой, и в таком случае разумнее придержать язык. К тому же усталость неожиданно как рукой сняло.
Тихое шуршание шелка — платье скользнуло на пол. Она не произнесла ни звука. В темноте бледная фигура подошла ближе, я ощутил ее вес, когда она опустилась на покрывало, а потом наконец скользнула ко мне под простыни. Она коснулась меня, и я вздрогнул. Она была такой холодной, что казалось, ее прикосновение оставит ожог. Но потом ее руки обвились вокруг меня так возбуждающе, так эротично, что, невзирая на озноб, пробиравший до костей, я стал отвечать, принимая ее сладострастные леденящие ласки. Она уселась на меня верхом, волосы упали мне на лицо, длинные, легкие и холодные, как паутина, стройные сильные ноги плотно обхватили мои ребра. И все же, несмотря на новизну всего этого, я мог поклясться, что знаю ее… Заостренные ногти легонько царапали мои дрожащие плечи. Она тихо-тихо прошептала что-то, наклонившись ко мне, и я инстинктивно повернулся, чтобы расслышать ее слова.
— Моз…
Даже дыхание ее было холодным, и волосы дыбом встали у меня на груди; а еще была эта растущая тревога, уверенность, что я встречал ее раньше.
— Моз… я так долго тебя искала… ах, Моз. На миг я почти узнал ее.
— Я ждала, но ты так и не пришел. Мне очень холодно.
И снова: почти… но не совсем. И почему-то мне не хотелось спрашивать, кто она такая, — на всякий случай… Я беспокойно поежился, пары бренди мешали собраться с мыслями; странное воспоминание вдруг выплыло из тумана: я сижу
— Мне очень холодно. — Безнадежный, далекий шепот, голос памяти.
Я решил разрядить обстановку.
— Это ненадолго, дорогуша. Я тебя быстро согрею. Правда, возбуждение несколько спало. Ее плоть была как глина в моих замерзших пальцах.
— Я ждала, Моз, так долго. Я ждала. Но ты так и не пришел. Ты так и не… — Еще один долгий вздох, словно эхо в пещере.
И тут возникла такая нелепая мысль, что я чуть не рассмеялся вслух. Смех застрял в горле, когда до меня дошел смысл…
— Эффи?
— Я…
— О боже, Эффи! — Сомнений быть не могло. Это она: запах ее кожи, ее волосы, ее хриплый шепот в темноте. Голова кружилась, я проклинал бренди; я слышал, как где-то вдалеке мой голос тупо повторяет ее имя, точно сломанная кукла. — Но как ты выбралась? Я… — Сбивчиво: — Я собирался прийти, ты знаешь. Правда собирался. — Торопливо придумывая оправдание: — Я вернулся, но там был полицейский, возле кладбища, поэтому я не смог войти… Я ждал, ждал… Я с ума сходил от волнения.
— Я шла за тобой, — безучастно произнесла она. — Я пришла за тобой сюда. Я ждала, когда ты придешь. Ах, Моз…
Факт моего предательства эхом звучал между нами громче любых слов. Я заставил себя говорить:
— Господи, Эффи, ты ничего не знаешь. Чертов полисмен стоял там часа три… Когда я наконец пробрался мимо него, ты уже ушла. Мы, должно быть, разминулись на несколько минут, — сказал я с притворной искренностью. Я поцеловал ее с фальшивой страстью. — А теперь давай просто радоваться, что мы вместе и ты в безопасности. Хорошо? — Я заставил себя обнять ее, хоть сам дрожал. — Просто согрейся, дорогая, и постарайся заснуть.
— Заснуть… — Теперь ее голос был почти неслышен, дыхание — тишайший шепот на ухо ночи. — Больше никакого сна. Я спала достаточно.
Когда я проснулся четыре часа спустя, ее и след простыл, и я почти готов был поверить, что все это мне привиделось. Но, словно в доказательство того, что она мне не приснилась, она оставила свою визитную карточку на столике у кровати — серебряную брошь в форме кошки, выгнувшей спину.
Тэбби вернулась от своих родственников ранним утром в канун Рождества. Меня разбудили шаги внизу. Я встал и торопливо оделся. Мы столкнулись на лестнице, она несла поднос с шоколадом и печеньем для Эффи.
— Доброе утро, Тэбби, — улыбнулся я и взял поднос. — Это для миссис Честер? Я отнесу.
— О, мне совсем не трудно, сэр… — начала она, но я учтиво ее перебил:
— Осмелюсь заметить, вас сегодня ждет много работы, Тэбби. Проверьте, есть ли утренняя почта, потом приходите в гостиную, и я сообщу вам, что мы с миссис Честер придумали.
— Разумеется, сэр.
Я побежал с подносом наверх, выплеснул шоколад в окно и съел два печенья. Потом расстелил постель Эффи, смял ее ночную рубашку, бросил ее на пол и раздвинул шторы. Я оставил чашку на прикроватном столике — Эффи нравилось жить в бардаке — и, довольный собственной находчивостью, спустился вниз, чтобы заняться Тэбби. В то утро я отлично держал себя в руках — оказалось, я могу смотреть на комнату Эффи, на ее вещи, не испытывая тошноты, трогать ее ночную рубашку, чашку, из которой она выпила отравленный шоколад. Словно моя ночная встреча с Мартой вдохнула в меня новый неукротимый дух. Дневной свет навсегда прогнал демонов ночи. В гостиной я напустил на себя жизнерадостный вид.