Спикосрак капитана Немова
Шрифт:
Щелчков первый полез под кузов, за ним – я, за мной – Шкипидаров. Вовка бодро ползала между нами и норовила лизнуть в лицо. Крышка люка была сдвинута в сторону, видно, кто-то постарался заранее.
– Где же Пушкин? – поинтересовался Щелчков.
Вовка лапой показала на люк; это значило – Пушкин там.
Как ни странно, в глубине подземелья чуть подрагивал мутный свет. Густо пахло, как в подвале, грибами и прогорклой, перепрелой землей. На бетонной стене колодца были крепкие железные скобы. По ним-то, как по ступенькам лестницы, мы и начали наш поход под землю.
Спуск был не особенно
Коридор, уходящий вдаль, был обложен оплетенными трубами и обвешан проводами и кабелями. Сам не узок и не широк, но прям, и не низок и не высок, но тёмен, он тянулся неизвестно куда и освещался полусонными лампочками. От них было мало проку, и главными здесь хозяевами были тени, а никакой не свет. Мы шли и то и дело прислушивались – помня про подземные голоса, про которые рассказывал дядя Коля. Но пока голосов не слышали.
Прошло, наверно, минут пятнадцать, и на каком-то из бессчётных шагов коридор разделился натрое; мы встали, как витязи на распутье перед серым, замшелым камнем. Только камня, на беду, не было, и куда было сворачивать, неизвестно.
– Что теперь? – спросил Шкипидаров, опасливо заглядывая в проходы. В них жила одна темнота, только в левом, как бельмо на глазу, откуда-то из неживой темноты выглядывало чуть заметное пятнышко.
– Надо идти налево, – сказал Щелчков. – Во-первых. – Он показал на лампочку. – Во-вторых… – Рука его потянулась вниз, и он выхватил из темноты под ногами легонькую пластиковую пробку, какими затыкают бутылки.
– Пробка! Как те, на рынке, которые предлагал старик! – Я взял у Щелчкова пробку и принюхался к ее пластмассовому нутру. – Точно, из-под шампанского. Я знаю, я в Новый год пробовал.
– Теперь понял, что все это неспроста? Пушкин, а теперь эта пробка! Кто-то нам показывает дорогу! И, кажется, я догадываюсь кто. – Щелчков хмыкнул, и в подземной тиши ему ответило хрипловатое эхо.
Следующую точно такую же пробку мы обнаружили очень скоро, на очередной развилке. Мы решили пробку не трогать, а оставить там, где нашли. Вдруг придется возвращаться на автобазу, вот она нам и понадобится как веха.
Дорога начинала петлять, и обстановка постепенно менялась. Давно исчезли трубы и кабели, зато все чаще в стенах темнели ниши со ступенями и металлическими дверьми. Что скрывалось за их тусклым металлом, было ведомо одним подземным богам.
Пару раз мы слышали не то чей-то свистящий шепот, не то крылья непонятных существ. Оба раза мы прибавляли шаг и ладонями прикрывали головы, чтобы сверху, из сгустков тени, шевелящихся во впадинах потолка, не вылезло какое-нибудь страшилище и щупальцем или хищным клювом не проверило бы наши черепушки на прочность.
Мы порядком подустали и нервничали, непривычные к таким приключениям, – особенно Шкипидаров. Поначалу он еле плелся, громко ойкал и шарахался в стороны; постоянно ему мерещились
– Тихо! – сказал Щелчков, проходя мимо пятна на стене. Он схватил за воротник Шкипидарова и, чтобы тот молчал и не дергался, повертел возле его лица кулаком.
Мы затихли и прислушались к тишине. И скоро, сперва неясные, но постепенно делающиеся все четче, услышали из-за стены голоса.
Пятно оказалось нишей – неглубокой и со ступенями из металла. Ступени изгибались винтообразно и по кривой уходили вверх. Звуки доносились оттуда – с лестницы или площадки за ней. Голосов было, вроде, несколько, но о чем там, наверху, говорили, из туннеля было не разобрать. Кажется, там о чем-то спорили и, похоже, довольно бурно.
Я кивнул головой в проем. Щелчков сделал мне ответный кивок и приставил к губам палец: то есть будем подниматься, но тихо. Шкипидарова оставили возле ниши, посадили на ступеньку внизу и сказали, чтобы наблюдал за туннелем.
Лесенка заканчивалась площадкой. Узкая полоса света протянулась по бетонной стене. Свет был мутный, дымный, прокуренный; за неплотно закрытой дверью, откуда он проникал сюда, курили, говорили и спорили на удивление знакомыми голосами.
Главный голос, и самый громкий, принадлежал тому дылде с рынка, от которого мы убегали два раза и которого звали Ухарев. Несколько других голосов принадлежали хулигану Матросову и его дружкам-подпевалам.
Вот, что мы услышали из-за двери.
Ухарев.(Прокуренно и сердито.) Автобаза открывается в шесть. Сегодня ночью там дежурят только собака и Лёшка, ученик сторожа. Первым делом надо избавиться от собаки, вот вам огурец, он отравленный, поэтому не вздумайте его съесть. Бросите огурец собаке, она сожрет и через минуту сдохнет. Потом – Лёшка, его просто свяжите и заткните ему рот кляпом. Чтобы не поднял шухер. Можете его легонько побить, только чтобы не совсем насмерть – чай, все ж-таки не собака, а человек.
Матросов.(Нагло.) А если там будет этот, ну, как его, который там главный?
Ухарев.(С глумливым смешком.) Ёжиков-то? Дядя Коля? Да он спит, умаявшись после бани. Очухается не раньше как к послезавтра.
Начинающий хулиган Звягин.(Робко.) А ружье? Ружье-то у Лёшки есть?
Ухарев.(Выдыхая дым.) Есть-то есть, да что толку от такого ружья. Оно ж в жизни никогда не стреляло. Одно название только, а не ружье. Слушай дальше. (Прокуренно и сердито.) Когда закончите с собакой и Лёшкой, сапожным шилом проткнете колеса у всех машин. Кроме одной. (Нервно.) Повторяю, одну машину оставить целой, любую.