Спин
Шрифт:
— Значит, ночью сигнал сильнее.
— Может быть, термин «сигнал» тоже не вполне корректен. Сигнал — это то, что должны передавать наши репликаторы. Я же получаю информацию на той же несущей, но информация эта не пассивная, какую мы получали раньше, и даже не просто активная, но откровенно агрессивная. Со мной пытаются сделать то же, что сделали с каждым другим узлом системы. Фактически, Тай, это пытается овладеть моей нервной системой и перепрограммировать ее.
Значит, мои подозрения оправдались. С нами в комнате присутствовал третий. Во время нашего разговора гипотетики продолжали пожирать Джейсона заживо.
— И они в состоянии это сделать? Перепрограммировать твою нервную систему?
— Не думаю. Они считают меня еще одним узлом сети репликаторов. Та биотехнология, которую я инициировал инъекцией, сделала меня чувствительным к их манипуляциям, но не так, как они этого ожидают. И поскольку они не воспринимают меня как органическую биологическую единицу, они могут лишь убить меня.
— Может быть, есть какой-то способ экранировать тебя от их излучений?
— Насколько мне известно, нет. Если бы марсиане что-то знали, они бы включили это в свои архивы.
Окно комнаты Джейсона выходило на запад. Заходящее солнце пронизывало облака и окрашивало стены розоватым свечением.
— Они и сейчас с тобой. В тебе. Разговаривают с тобой.
— Они… Оно… Это… Надо найти для них какое-то другое местоимение. Вся эта общность, вся экология фон Неймана представляет собой единую сущность. Она мыслит и кует свои планы, медленно, по верно. Но все триллионы составляющих ее частей одновременно представляют собой автономные существа, часто конкурирующие, более быстрые, чем вся сеть, и куда более интеллектуально развитые, чем любая человеческая особь. Спин-оболочка, к примеру…
— Спин-оболочка — индивидуум?
— Во многих отношениях — законченный индивид. Цель ей задается сетью, но она сама оценивает события и выбирает действия. Она сложнее, чем мы себе представляли, Тай. Мы, к примеру, предполагали, что она либо включена, либо выключена, как электрическая лампочка, что она работает в двоичном коде. Ан нет. В зависимости от обстоятельств и целей она выбирает нужное из множества состояний. Взять, к примеру, различие проницаемости. Мы давно знаем, что оболочка пропускает космический корабль, ракету, но задерживает астероид. А сколько того, что мы не знаем… Почему мы до сих пор не уничтожены солнечным излучением? Потому что мембрана все еще защищает нас до известной степени.
— Я, Джейс, не знаю числа жертв, но только в этом городе тысячи людей потеряли близких с момента исчезновения «Спина». Я бы воздержался сообщать им, что нас защищают.
— Но нас защищают. Спин-оболочка не Господь, она не видит, что ласточка задохнулась и упала, но она обеспечивает защиту, достаточную, чтобы ласточка не вспыхнула на лету.
— Но для какого рожна это им надо?
Джейсон нахмурился:
— Не вполне схватываю. Или… или не могу перевести.
Стук в дверь — и в комнату вошла Кэрол со стопкой, как мне показалось, постельного белья. Я выключил диктофон и отложил его в сторону. Глядит Кэрол угрюмо.
— Простыни меняете? — спросил я.
Она вздохнула:
— Вязать. — Простыни оказались разрезанными на полосы. — Скоро начнутся конвульсии.
Она покосилась в сторону окна, постепенно угасающего.
— Спасибо, — тихо сказал Джейсон. — Тайлер, есть возможность прерваться. Но возвращайся поскорее.
Я заглянул к Диане, спавшей теперь уже «между двух огней». Подумал о введенном ей марсианском средстве четвертого возраста («базовый четвертый», если опираться на терминологию Джейсона). «Мыслящие» молекулы, готовые побороть любой человеческий недуг, вышвырнуть из организма многократно превосходящие их численностью полчища СПАССА, залатать прорехи и начать перестройку тела. Если оно еще не чрезмерно ослаблено, если способно выдержать все эти пертурбации.
Я поцеловал ее в лоб и произнес нелепые слова, которых она, вероятно, не услышала. Затем покинул ее комнату, спустился по лестнице, вышел на газон перед «большим домом», выкроил момент для себя, для размышлений.
Дождь прекратился — внезапно, обрывисто, полностью. Воздух посвежел. Небо в зените посинело. Коснувшееся западного горизонта солнце куталось в рваные грозовые тучи. На каждой травинке висели дождевые капли.
Джейсон полагал, что умирает. Я начал склоняться к его мнению.
Врач видит смерть чаще, чем большинство остальных людей. Я наблюдал смерть в разных ее проявлениях. Известные представления о том, как люди встречают смерть — приемлют или не приемлют, смиряются или протестуют, — в лучшем случае, верны «в общих чертах». Эти эмоции могут проявиться, угаснуть, могут вовсе не проявиться — смерть растопчет все эмоции вместе с их носителями. Для многих умирающих вопроса о встрече со смертью вообще не возникало, смерть наступала неожиданно. Неверное решение на оживленном перекрестке или лопнувшая аорта — и все.
Но Джейс сознавал, что умирает. И меня ошеломило его приятие близящейся смерти. Объяснить это можно было лишь осуществлением его стремлений. Он почти достиг понимания того, за что боролся всю жизнь, понимания сути «Спина» и места человека, своего места в системе.
Как будто он коснулся звезд.
И они коснулись его. Они убивали его, но умирал он в состоянии благодати.
Кэрол отправилась зажигать свечи в коридорах, на лестнице и в используемых комнатах.
— Надо поторопиться, — забеспокоился Джейсон. — Уже ведь стемнело, так?
— Почти.
— И дождь перестал. По крайней мере я его больше не слышу.
— Прохладнее стало. Открыть окно, Джейс?
— Конечно. И включи рекордер.
— Уже включил.
Я приподнял раму окна на несколько дюймов, и в комнату хлынул прохладный воздух.
— Мы говорили о гипотетиках…
— Да, Джейс. — Молчание. — Джейс, ты меня слышишь?
— Я ветер слушал. Твой голос. Я… Снова пауза.