Спин
Шрифт:
— Иначе говоря, внушаем им надежду.
— Ложную надежду. А в случае неудачи у них уже не останется никакой надежды.
— Так что же ты предлагаешь, Диана? Свернуть работы и развернуть молитвенные коврики?
— Глупо рассматривать молитву как признание поражения… А если получится, то пошлете людей?
— Да. Если планета зазеленеет, пошлем людей.
Куда более сложная задача, как в техническом, так и в этическом плане. Из кандидатов формировались команды численностью в десять человек каждая. На ограниченных рационах и в ограниченном пространстве им предстояло выдержать перелет непредсказуемой длительности. После месяцев невесомости справиться с опасными для жизни величинами отрицательных ускорений — а что обещал контакт с поверхностью? Если все протечет согласно расчетам и их скудный багаж, включающий лишь самое необходимое, опустится на поверхность Марса поблизости, им придется учиться искусству выживания в крайне суровой обстановке, почти не приспособленной для существования человека. Их возвращение на Землю не предусмотрено, они должны жить на Марсе, воспитывать детей, передавать им знания и навыки…
— И какой же нормальный человек согласится на это?
— Ты удивишься…
Конечно, я не мог отвечать за китайцев, русских и иных иностранных добровольцев, но североамериканские кандидаты поражали, просто пугали своей нормальностью. Их отбирали по критериям молодости, здоровья, физической выносливости, способности переносить неудобства. Лишь немногие из них пилоты-испытатели ВВС, но, как отметил Джейсон, у всех менталитет испытателей, желание рисковать жизнью ради достижения цели. К сожалению, большинство из них обречены, так же как и большинство фонда бактерий и растений. В лучшем случае мы можем ожидать, что одна-другая группы выживших, скитаясь по замшелым каньонам Valles Marineris наткнется на такую же группу русских, датчан или канадцев, и они объединят усилия в целях создания жизнеспособного марсианского человечества.
— И ты это одобряешь и поддерживаешь?
— Моего мнения никто не спрашивал. Но я желаю им успеха.
Диана стрельнула в меня неодобрительным взглядом, но не стала развивать тему. Мы прошли к лифту и спустились в вестибюль, в ресторан, где пристроились к очереди из техников и журналистов информационных органов. У Дианы возбужденно сверкали глаза. Она вертела головой, ловила словечки типа «фотодиссоциативный», «криптоэнделитический» и, конечно же, «экопойезис» — репортерская братия практиковалась, чтобы язык в решающий момент не завязался узлом. Основной аудиофон ресторана — жизнерадостный смех и звяканье ножей и вилок, воздух напитан неопределенностью ожидания. Впервые с высадки на Луне более шестидесяти лет назад внимание всего мира так сконцентрировалось на космических приключениях, причем «Спин» придал марсианской миссии гораздо больше веса, поскольку она должна была оказать влияние на дальнейшее развитие Вселенной.
— И все это работа Джейсона?
— Без Джейсона и И-Ди это, конечно, тоже могло бы произойти. Но все шло бы иначе, скорее всего, не столь быстро и эффективно. Джейс все время оставался в центре событий.
— А мы с краю. На периферии, на орбите его гения. Скажу по секрету, я его немного боюсь. Боюсь увидеть его после столь долгой разлуки. Я знаю, что он меня не одобряет.
— Не тебя. Может быть, твой образ жизни.
— То есть мою веру. Об этом можно потолковать. Я понимаю, что Джейс чувствует себя немного… преданным, обманутым. Как будто мы с Саймоном отреклись от всего, во что он верит. Но это не так. Мы с Джейсоном все время шли разными путями.
— Я хочу тебе сказать, что он все тот же Джейс. Добрый старый Джейс.
— А я? Ты уверен, что я добрая старая Диана?
На этот вопрос я не смог ответить.
Ела она с явным аппетитом, в заключение мы заказали десерт и кофе.
— Удачно сложилось, что ты смогла найти для этого время, — сказал я.
— Удачно, что Саймон спустил меня с поводка?
— Ну… Я этого не говорил.
— Да, конечно. Но, по сути, это так. Он иногда любит покомандовать. Он хочет знать, где я и чем занимаюсь.
— Это тебе мешает?
— Ты хочешь спросить, в опасности ли мой брак? Нет. Я бы этого не допустила. Это не означает, что у нас с ним не бывает расхождений. — Она поджала губы. — Да, имей в виду, я говорю это только тебе. Не Джейсону.
Я кивнул.
— Саймон изменился с того раза, когда ты его видел. Мы все изменились, если сравнивать со старыми днями «Нового царства». «Новое царство» связано с молодостью, с общностью веры, священным пространством, в котором мы не опасались друг друга, могли обнять друг друга не только образно, но и буквально. Эдем на земле. Но мы заблуждались. Мы не обращали внимания на СПИД, не замечали ревности, воображали, что этих пугал не существует, что близкий конец света упразднил их значение. А конец света не спешил. Конец света — долгая работа, дело всей жизни, и надо оставаться сильными и здоровыми.
— Вы с Саймоном…
— Мы сильные и здоровые, — она улыбнулась, — спасибо за заботу, доктор Дюпре. Но мы потеряли друзей, друзья погибли от СПИДа, от наркотиков. Это движение — как американские горки, вверх — любовь, вниз — страдание. Любой из побывавших там скажет тебе то же самое.
Этого я проверить не мог, так как, кроме Дианы, ни с кем из «Нового царства» знаком не был.
— Последние годы ни для кого не были легкими.
— Саймон тяжело воспринимал происходящее. Он искренне верил, что мы были избранным поколением. Он говорил, что Бог так близко подошел к человечеству, что ощущалось его тепло, как будто зимним вечером сидишь у очага и греешь руки. Мы все чувствовали то же самое, грелись в лучах Царствия Небесного, но Саймон ощущал все острее. И когда все начало разваливаться, когда столько наших друзей пало жертвами болезней и вредных пристрастий, он страдал глубже, чем остальные, не мог себе места найти. Тогда же закончились деньги, ему пришлось искать работу. Нам обоим пришлось искать работу. Я подрабатывала, где придется, Саймон ничего себе найти не мог, сейчас он убирает церковь в Темпе, в Финиксе, «Иорданский табернакл»… Платят ему нерегулярно, когда деньги есть, у них у самих не густо… Он учится на курсах сантехников, хочет получить сертификат…
— М-да, не скажешь, что земля обетованная…
— Да, но знаешь, мне кажется, что так все и быть должно. Я и Саймону так говорю. Может быть, грядет Царствие Небесное, и мы чувствуем его приближение, но оно еще не наступило, и мы должны играть по правилам игры, даже если исход этой игры предрешен. И судить нас будут по делам нашим. Мы должны играть так, как будто все происходящее имеет какое-то значение.
Мы поднялись обратно на этаж. Диана остановилась перед дверью своего номера и сказала:
— Я хорошо помню, как приятно мне с тобой говорить. А ты не забыл наши беседы по телефону?
Делиться своими страхами по целомудренным каналам электросвязи. Интим по проводам. Ее любимый дистанционный секс по телефону. Я послушно кивнул.
— Может быть, у нас снова получится. Может быть, я позвоню тебе из Аризоны.
Она позвонит, разумеется, потому что Саймону может не понравиться, если позвоню я. Она предлагала мне роль платонического дружка. Довериться, поплакаться, пожаловаться на жизнь тяжелую. Персонаж при доминирующей даме, мелкий пидорок из мелодрамы для многоэкранного кинотеатра. Поболтаем, поделимся, никому не обидно. Завидная роль, ничего не скажешь.
Это, конечно, вовсе не то, чего я хотел и в чем нуждался. Но она смотрела на меня с воодушевлением, аж глаза блестели. Что ж я ей мог ответить?
— Да, конечно, конечно.
Она обняла меня и оставила в коридоре.
Долго я сидел в своем номере, нянчась со своим оскорбленным достоинством, под аккомпанемент смеха и музыки из соседних номеров, из-за окон, не желая видеть инженеров из «Перигелиона», из Лаборатории реактивных двигателей, с космодрома Кеннеди, газетчиков и телевизионщиков. Мощные прожекторы освещали пусковые установки с ракетами, все мы участвовали в работе, определяющей ход человеческой истории, играли так, как будто все происходящее имело какое-то значение.