Спин
Шрифт:
Мы прошли через приемную, обставленную ротанговой и дешевой металлической мебелью, вошли в весьма профессионального вида медицинский кабинет. Здесь Диана сгрузила меня на мягкий смотровой стол, достаточно комфортный, чтобы можно было, не теряя ощущения личной безопасности, потерять сознание. Последнее, что я разобрал, — слова женщины:
— Посмотрим, что мы для него сможем сделать.
Очнулся я от донесшегося из отдаленной мечети призыва к молитве и от запаха свежего кофе.
Совершенно голым я лежал на неком подобии матраца в каморке с бетонными стенами и одним окошком, пропускавшим внутрь предрассветную мглу — единственный свет в помещении. Дверной проем закрывал бамбуковый занавес, из за которого доносилось энергичное бряканье мисок и ложек.
Одежда, снятая с меня ночью, выстиранная и высушенная, лежала рядом аккуратной стопкой. Я очнулся в состоянии между приступами, ощущая временное облегчение и прилив сил, достаточный, чтобы самостоятельно одеться.
Я как раз стоял на одной ноге, прицеливаясь другой в штанину, когда в дверь заглянула ибу Ина.
— Ага, вы уже в состоянии встать!
Ненадолго. Полуодетый, я рухнул на матрац. Ина вошла в комнату с миской белого риса, ложкой и эмалированной кружкой. Она опустилась на колени на пол рядом с матрацем и указала взглядом на деревянный поднос: не хочу ли я позавтракать?
Оказалось, что хочу. Впервые за несколько дней я ощутил голод. Может, это и к лучшему. Штаны на мне смешно болтались, ребра торчали.
— Спасибо вам, — пробормотал я.
— Мы уже познакомились ночью, — сообщила она, вручая мне миску. — Помните? Извините за скромную обстановку. Эта комнатка неудобна, зато скрытно расположена, в ней лучше прятаться.
Ей лет пятьдесят, может, и все шестьдесят. Лицо смуглое, круглое, морщинистое, похожее на полную Луну. Свободная одежда делает женщину несколько похожей на куклу-грелку для чайника. Если бы амиши вздумали осесть на западе Суматры, они бы непременно выпестовали здесь породу, к которой и принадлежит ибу Ина. Говорит она по-английски с напевным индонезийским акцентом, но выговор правильный. Вот и отлично, можно с ходу наградить ее хоть каким-нибудь комплиментом.
— У вас отличный английский.
— Спасибо. Я училась в Кембридже.
— Язык?
— Нет, медицина.
Рис чрезмерно стопроцентно диетический, но все равно вкусный. Я расправился с ним в минуту.
— Чуть позже добавить?
— Да, спасибо, если можно.
«Ибу» на минангкабау добавляется при обращении по имени к уважаемой женщине. Мужской эквивалент — «пак». Стало быть, Ина доктор минангкабау, и мы находились в горах Суматры, возможно, где-то недалеко от Мерапи. Всем, что мне известно о народе Ины, я обязан путеводителю по Суматре, с которым бегло ознакомился в самолете. В горах Суматры разбросаны десятки деревень и городов минангкабау, многие из лучших ресторанов Паданга принадлежат представителям этой народности. Минанг известны склонностью к матриархату, деловой сметкой и окрашенностью привитого им ислама обычаями адата.
Этих скудных сведений, однако, не хватало, чтобы объяснить, что я делаю в задней комнатке доктора народа минанг.
— А Диана еще спит? Я хотел ее спросить…
— Ибу Диана вернулась в Паданг. Отправилась в автобусе. Но вам здесь ничто не угрожает.
— А ей?
— Конечно, здесь она была бы в большей безопасности, чем в городе. Но тогда вы не смогли бы покинуть Индонезию.
— Как вы с Дианой познакомились?
Ина улыбнулась.
— Чисто случайно. Или почти случайно. Она торговалась с моим бывшим мужем, Джалой. Джала всяким занимается, торгует тоже. Тогда стало ясно, что неореформазы к ней питают живейший интерес. Несколько дней в месяц я работаю в центральной больнице в Паданге, и однажды Джала познакомил нас с Дианой. Просто потому, что ему нужно было место, чтобы временно спрятать выгодного клиента. Встретить сестру самого пак Джейсона Лоутона! Что может быть интереснее? Я насторожился:
— Вы знаете Джейсона?
— Я много о нем слышала, но, в отличие от вас, ни разу с ним не встречалась, не имела возможности с ним общаться. А в ранние дни «Спина» я ловила о нем каждое слово. Ведь вы были его личным врачом. И вот, оказались в моей клинике, надо же!
— Диана слишком разговорчива, — пробубнил я себе под нос. Конечно, ей вообще не следовало упоминать имен. Единственная наша защита — анонимность. И вот, она под угрозой.
Ибу Ина смутилась:
— Конечно, лучше бы этого имени не упоминать, вы правы. Но, видите ли, иностранцев с проблемами и конфликтами здесь, в Паданге, сейчас пруд пруди. Как в народе говорят, «пучок на сен», то есть на копейку. Сложнее положение иностранцев с проблемами не только юридическими, но и медицинскими. Диана узнала, что как Джала, так и я, поклонники Джейсона Лоутона. Конечно, упоминание ею имени брата — своего рода акт отчаяния. Я, собственно, ей сначала не поверила, полезла в Интернет, искать фото. Для знаменитостей, я понимаю, это бесконечное фотографирование — страшная обуза. Конечно, я нашла семейное фото Лоутонов, раннего периода «Спина», и сразу узнала ее, она не соврала. Значит, и то, что она рассказала о своем больном друге, — тоже правда. Вы врач Джейсона Лоутона. И конечно, тот, другой, более знаменитый…
— Да.
— Тот, маленький, весь в морщинах, черный…
— Да.
— Лекарство, которое заставило вас страдать.
— Я надеюсь, что от него мне станет, в конечном счете, лучше.
— Как и в случае Дианы, по ее словам. Это очень интересно. Возможно ли взросление после взросления? Как вы себя чувствуете?
— Похвастаться нечем.
— Что ж, процесс еще не завершен.
— Да, процесс еще не завершен.
— И вам следует соблюдать покой. Может быть, вам что-то нужно?
— У меня там бумаги… блокноты…
— В багаже? Я принесу. Вы не только врач, но и писатель?
— Ну… как бы отчасти. Привык излагать кое-какие мысли на бумаге.
— Может быть, когда вам станет лучше, поделитесь какими-нибудь из своих мыслей со мной?
— Конечно. Буду рад.
Она поднялась с колен.
— Особенно о маленьком черном человечке. О пришельце с Марса.
Последующие дни прошли в чередовании периодов сна и бодрствования, неожиданных для меня ночах и пугающих внезапностью днях. Я пытался определить время по заунывным призывам муэдзина, по звукам дорожного движения, по мискам с рисом и яйцам со специями, регулярно доставляемых ибу Иной, по омовениям, производившимся из тазика с помощью губки. Мы о чем-то разговаривали, но беседы эти проскальзывали сквозь мою память, как песок сквозь сито, хотя по выражению лица Ины я понимал, что повторяюсь или путаюсь. Свет и тьма, свет и тьма, а потом, так же нежданно — Диана и Ина возле моего ложа, обе глядят на меня одинаково мрачными взглядами.
— Очнулся, — сказала Ина. — Прошу прощения, мне нужно идти.
И я остался наедине с Дианой.
Она в белой блузе, белом платке на темных волосах, просторных синих шароварах. С первого взгляда — эмансипированная мусульманка из центра, из Паданга, но с таким ростом и такой бледной кожей… Кого она обманет?
Ее голубые глаза широко открыты.
— Тайлер, Тайлер…
— Что, хорош?
Она погладила меня по макушке.
— Ничего, ничего…
— Да я и не жалуюсь.
— Еще неделька, другая — и все. А пока…