Спин
Шрифт:
Прошли считанные мгновения, и трансляция из Французской Гвианы, с многократно расширенного полигона «Сантр насьональ д'этюд спасьяль» в Куру показала, как один из комплексов, изготовленный фирмой «Аэроспасьяль», поднявшись на сто футов, потерял тягу и рухнул обратно, окутанный морем огня.
Погибли двенадцать человек, десять на борту и двое на земле. Эта трагедия осталась единственной во всей серии, что тоже можно считать элементом крупного везения.
Продолжение следует. К полуночи — чем не показатель гротескного расхождения шкал времени «Спина» и Земли? — человеческая цивилизация на Марсе если не погибла, то прошла стотысячелетнюю историю развития — примерно столько же времени миновало с момента появления homo sapiens как самостоятельного вида.
Я направлялся домой из компаунда фирмы, а за краткое время моего перемещения от ворот «Перигелион фаундейшн» до домика на побережье, за моменты ожидания у светофора, на Марсе, возможно, набирали силу, слабели, сменяли одна другую династии. Я думал о полных, насыщенных человеческих жизнях, пролетавших меньше чем за минуту на автомобильных часах, и ощущал легкое головокружение. «Спин» головы. «Спин» сознания.
Этим вечером успешно запустили полдюжины спутников наблюдения Марса. Еще до рассвета их вернувшиеся капсулы приводнились в Атлантике. Их тут же выудили и отправили на обработку.
Я получил доступ к результатам до того, как их обнародовали.
Со дня запуска «Прометеев» прошла неделя. Визит в медчасть Джейсон назначил себе на половину одиннадцатого утра, собираясь заодно сообщить мне новости из Лаборатории реактивного движения. Визит он не отменил, но опоздал на час и появился с большим конвертом из коричневой бумаги, явно желая что-то обсудить. Что-то не медицинского характера. Я тут же провел его в свой кабинет.
— Не знаю, что сообщить репортерам, — посетовал он. — Я только что провел телефонную конференцию с шефом Еврокосмоса и китайским начальством. Мы пытались прийти к общей позиции, составить согласованное заявление для глав правительств, но куда там! Если русские на что-то соглашаются, китайцы тут же требуют эту фразу изменить, если что-то нравится китайцам, русские немедля накладывают на этот оборот вето. Кто в лес, кто по дрова.
— О чем заявление, Джейс?
— О данных со спутников.
— Пришли, наконец, результаты?
В этот раз они прибыли с необычной задержкой. Лаборатория обычно не затягивает выдачу результатов. Но из поведения Джейсона следовало, что кто-то придерживал поводья, кто-то «уселся» на полученные данные. Следовательно, данные неожиданные. И скорое всего, не особенно приятные.
— Глянь.
Джейсон вытащил из конверта два композитных телескопических фото, одно поверх другого. Снимки Марса с земной орбиты после запуска «Прометеев».
Первый снимок — взгляда не оторвать. Не столь четкий, как тот, что я повесил в приемной своей медчасти, так как планеты заметно разошлись на орбитах, и снимок пришлось дорабатывать. С первого взгляда он ненамного отличался от снимка в приемной, зелень давала возможность сделать вывод, что трансплантированная экология все еще функционирует.
— Приглядись внимательнее.
Джейсон провел пальцем вдоль извилистого русла реки, выделяя четко очерченные участки геометрических очертаний. Обработанные поля!
— Развитое сельское хозяйство, — сказал Джейсон.
У меня перехватило дыхание. В Солнечной системе теперь две обитаемые планеты! И не в абстрактных умопостроениях, а на практике. Передо мной доказательство того, что на Марсе живут люди.
Я смотрел бы и смотрел на этот снимок, но Джейсон сунул его в конверт и открыл второй:
— Второй — на следующие сутки, через двадцать четыре часа.
— Не понимаю.
— Снимала та же камера того же спутника. Мы думали, что камера отказала, пока не сфокусировали достаточно, чтобы разобрать звездный фон.
Но на фото ничего не было! Несколько звезд по краям, а в центре черный диск.
— То есть как?
— Мембрана «Спина». Мембрана «Спина», вид снаружи. Марс обзавелся своей собственной.
Четыре миллиарда лет от Рождества Христова
Мы направлялись в глубь страны, удалялись от берега, удалялись от Паданга. Машина взбиралась в холмы, плыла по идеально ровному шоссе, тряслась на ухабах его же разбитых участков и каких-то проселков и, наконец, затормозила перед угадывавшимся во тьме бетонным бункером, в котором, судя по намалеванному на стене под вольфрамовой лампочкой накаливания красному полумесяцу, находилось нечто здравоохранительное. Водитель всполошился, увидев в этом доказательство того, что я вовсе не пьян, а болен, но Диана сунула ему в руку еще одну бумажку, и он отбыл, если не счастливый, то умиротворенный.
Стоять без помощи Дианы я бы не смог. Я практически висел на ней, но она как будто этого не замечала. Мы остались во влажной ночи на мокрой дороге, освещенной пробивавшимся сквозь рваные облака лунным светом. Перед нами клиника, через дорогу заправочная станция на фоне тропического леса, какие-то лишенные растительности участки — может быть, делянки местных крестьян. Вокруг ни души.
Но вот дверь скрипнула и выпустила из-под лампочки невысокую пухлую даму в длинной юбке и маленькой белой шапочке.
— Ибу Диана, — произнесла женщина взволнованно, но негромко, как будто боясь, что ее кто-то услышит, — добро пожаловать.
— Ибу Ина, — откликнулась Диана.
— А это…
— Пак Тайлер Дюпре, о котором я говорила.
— Слишком больной, чтобы рот раскрыть?
— Слишком больной, чтобы сказать что-нибудь осмысленное.
— Пройдёмте внутрь.
Подпираемый с одной стороны Дианой, а с другой подхватившей меня женщиной, я двинулся ко входу. Женщина не молодая, но на диво сильная. Волосы под белой шапочкой седеющие и редеющие. От нее пахло корицей. Судя по тому, как она морщила нос, от меня разило чем-то куда менее приятным.