Список Ханны
Шрифт:
— Этот рецепт лазаньи я взяла у нее.
— У Ханны? — Я очнулся от своих мыслей.
— Мы с ней иногда говорили о любимых блюдах, и она рассказывала, как готовит лазанью. На следующий день Ханна дала мне рецепт.
Я был растроган, узнав, что Линн приготовила мне по рецепту Ханны. Возможно, на ранней стадии своего одиночества я нашел бы это бесцеремонным, даже мучительным. Сейчас это лишь навеяло теплые воспоминания о Ханне, и возникло чувство благодарности к Линн.
Я взял с тарелки еще одну оливку. Линн снова ушла на кухню, я встал
Салат был приготовлен с фантазией и был очень вкусен. Линн постаралась. Он состоял из нескольких сортов зеленых листьев, большого количества сладкого зеленого перца, редиса, красного лука и козьего сыра. Соус был тоже домашнего приготовления.
— Тоже по рецепту Ханны? — спросил я, поливая салат соусом.
— Это рецепт моей мамы.
Я облизнул соус с мизинца.
— Очень вкусно.
— Благодарю.
Потом наступило неловкое молчание. Я лихорадочно перебирал в голове возможные темы. Если бы я был бейсбольным фанатом, то мог бы начать обсуждение прошедших в этот уик-энд игр с участием «Сиэтл маринерс». Но, поскольку я не мог даже вспомнить, кто выиграл, хотя Ричи твердил об этом сегодня утром, тема не годилась…
— Ты любишь бейсбол? — в отчаянии спросил я. Она подняла голову и с удивлением на меня посмотрела.
— Нет. Прости. А ты?
— Не очень.
Мы снова замолчали.
— Большинство женщин любят готовить. — Еще одна попытка с моей стороны. — Например, кузина Ханны. — И я вдруг споткнулся, понимая, что веду себя как идиот. Нельзя упоминать об Уинтер, которая готовила для меня всего неделю назад.
Глупо, глупо, глупо.
Главное правило Ричи — не говорить с одной женщиной о других. Правда, я не воспринимал встречу с Уинтер как настоящее свидание, но был рад, что не проговорился шурину о том, что она тоже готовила для меня.
Чем меньше он знает, тем лучше.
Линн, казалось, тоже не знала, о чем со мной говорить.
— Еще шампанского? — спросил я.
— Да, пожалуйста.
Мы одновременно встали. Линн открыла холодильник и достала бутылку шампанского, я наполнил бокалы. Она принесла лазанью и теплый хрустящий хлеб.
Мы снова сели за стол, и молчание повисло над нами.
— Как дела у вас в клинике? — спросила она, наконец прерывая тягостное молчание.
— Мне разрисовывают стены, — ответил я первое, что пришло в голову.
И чуть не ляпнул, что этим занимается одна из женщин, упомянутых Ханной в списке. Но это было бы еще глупее, чем рассказывать об Уинтер.
— И кто художник? — Казалось, ее заинтересовала эта тема.
— Ее имя — Мэйси Роз. Она занимается фресками. — Я описал картину с животными в джунглях, детенышами и разноцветными попугаями. — Эта Мэйси — та еще штучка. Она не работает как все — от и до. Но это, скажу я вам, вероятно, к лучшему, потому что она свела бы с ума любого, кто наймет ее на постоянную работу.
— Что же такого она делает?
— Хочешь, расскажу с самого начала? — Я откинулся на спинку стула и вдруг понял, что улыбаюсь. — Начну с того, что она все время опаздывает.
Это было нечестно по отношению к Мэйси. Она опоздала только на первую встречу, а в последующие даже напоминала каждый раз, что пришла вовремя, причем с таким видом, как будто это было невесть какое достижение.
— Кажется, дом у нее полон кошек и собак, — развивал я тему, — и она дает им нелепые имена.
— Например?
— Дутик… или Шарик и еще, кажется, Сэмми.
— Не такие уж и редкие.
— Может быть, но она рассказывает о них так, как будто это люди. Я думал, например, что Сэмми — это ее сосед, но соседа зовут Харви. Ему далеко за восемьдесят, и он впадает в детство, по его собственным словам.
Я мог добавить, что Мэйси в этом качестве может составить ему пару, поскольку тоже вела себя как ребенок.
— Кажется, эта Мэйси — эксцентричная художественная натура.
— Эксцентричная — да, это определение справедливо поставлено на первое место. Или, как сказал бы мой отец: у нее не все дома.
У моего отца масса таких выражений в запасе, я всегда с улыбкой вспоминаю его юмор.
— Кажется, она очень забавная.
Вот Ханна и поместила ее в свой список. Моя терпеливая любящая жена тоже находила Мэйси забавной. Я же видел в ней сумасбродку или нечто похуже. Таких взбалмошных особ мне еще не доводилось встречать.
— И сколько времени она будет у вас работать?
Я пожал плечами:
— Она клянется, что не больше двух недель. — Сделав паузу, я продолжал: — И она все время бубнит себе под нос, напевает во время работы всякие мотивчики из известных мюзиклов!
Честно говоря, ее пение совсем не раздражало меня так, как я это изображал. К тому же «Отверженные» — мой любимый мюзикл, и я сразу же узнавал мелодию.
Линн, казалось, с удовольствием слушала и улыбалась.
— Она оправдывается, говорит, что не замечает этого. Смешно. И представь, не успел я опомниться, как тоже начал напевать, что с моим слухом и вокальными данными — катастрофа. Мало того, весь персонал тоже запел, пришлось просить ее прекратить.
— Я знала одну медсестру, похожую на эту Мэйси. Ее звали Гейл, и она тоже все время напевала. Говорила без передышки, перескакивая с одной темы на другую.
— Мэйси тоже так делает.
Кажется, эта женщина жила в своем мире, как будто она была с другой планеты, поэтому обычным земным людям трудно ее понимать.
Линн в это время уже разрезала на части лазанью, и я подставил тарелку. Подождал вежливо, пока она положит себе, прежде чем начать есть. Сказать, что было вкусно, — ничего не сказать. Я быстро отправлял в рот кусок за куском и не отказался от еще одной порции, что было не в моих правилах. Именно такую лазанью я ел вместе с Ханной. Линн строго следовала рецепту, и я с глубокой благодарностью оценил ее заботу.