Список ликвидатора
Шрифт:
– Погоди, – повернулся к нему друг, – так одеколоном от тебя, что ли, несло?
– Да… – признался опер.
– Зачем же ты такой гадостью надушился?
– Много ты понимаешь… – обиделся Жуков. – Это парфюм «Мускус»… Бабам знаешь как нравится? – Тут опер почему-то понизил голос и признался: – Я сегодня утром, когда на работу уезжал, второпях не тот пиджак надел… Этот вот, – опер хлопнул себя по белым лацканам, – он у меня для свиданок предназначен. Я его еще недели две назад «Мускусом» побрызгал,
– «Аромат»… – передразнил Папалаев. – Да это жуть какая-то, а не аромат…
– Не тебе судить! – высокомерно сказал Жуков. – Бабам судить!
– Ну и как? – заинтересовался Папалаев. – Клюют?
– А то! – оживился друг. – Дня три назад, например, с такой блондиночкой познакомился в кафешке… – Глаза опера загорелись. – Захожу, значит, туда…
Из шахты лифта донесся гулкий шум пришедшей в движение кабины. Это вернуло Жукова из далекого кафе в подъезд, и, кашлянув, он посерьезнел и произнес:
– Ну ладно. Что делать-то будем?
– А что делать? – почесал затылок Папалаев. – Замок вышибать надо!
– Правильно! – согласился Жуков, затем оценивающе посмотрел на дверь. – Ну с такими-то я быстро справляюсь…
– С разбегу вдаришь? – спросил Папалаев.
– А как же! – сказал опер и вдруг, что-то вспомнив, попросил напарника: – Подергай-ка ее, она случайно не открыта?
Папалаев схватился за ручку и сначала с силой потянул ее на себя, а потом толкнул в противоположном направлении:
– Нет, закрыта!
– Ну что ж… – Стоящий в нескольких шагах от него Жуков набычился, отставил правую ногу назад и, оттолкнувшись, рванул к двери.
– Эх-ма-а! – крикнул он и ударил в нее могучим плечом.
Послышался треск ломающейся коробки, и через секунду опер оказался внутри.
– Фу-у… – протянул он, зажимая нос. – Вонь-то какая!
Папалаев тоже ощутил отвратительный запах разлагающегося трупа. Превозмогая себя, он шагнул в квартиру и, озираясь по сторонам, сказал:
– Где он тут…
Опера зашли в одну комнату, потом в другую, толкнули дверь третьей и, наконец, увидели валяющегося на полу усатого мужика с синим лицом и вывалившимся наружу языком.
– Дня два лежит… – пробормотал Жуков, шагнув к нему и осмотрев.
– Удавили его… – показал Папалаев на характерную полоску на шее убитого. – И удавили, кажется, вот этим… – Опер поднял с пола кусок бельевой веревки.
– Да… – согласился Жуков, после чего осторожно залез во внутренний карман убитого и достал паспорт. – «Шмаков Евгений Андреевич», – прочитал опер и, сличив лицо трупа с фотокарточкой, заключил. – Это он!
– Ясно… – сказал Папалаев. – Ну что, звоним дежурному по городу?
– Звоним… – кивнул Жуков. – Пусть высылают дежурную группу. Только сначала проветрим тут…
Они раскрыли окна во всех комнатах, и Жуков набрал на шмаковском телефоне ноль два…
Турецкий заметил Иванову сразу. Она стояла у памятника великому поэту, привлекая взгляды проходящих мимо мужиков. Даже сам Пушкин, слегка наклонивший голову, казалось, смотрел именно на нее.
– Здравствуйте! – сказала она, заметив Турецкого.
Тот улыбнулся:
– Добрый день, Галина Ивановна. Простите, что я немного опоздал…
– Ничего страшного… Если бы вы задержались дольше, я бы все равно вас дождалась.
Турецкому показалось, что окаймленное зеленоватыми бакенбардами бронзовое лицо Пушкина приняло завистливо-ревнивое выражение.
– Так что же вы хотели мне сообщить? – спросил «важняк».
Иванова пристально посмотрела на него и неожиданно предложила:
– Может, зайдем в какой-нибудь ресторанчик?
Это немного удивило Александра, но не настолько, чтобы отказаться. Судорожно прикидывая в голове, сколько у него с собой денег, он произнес:
– Буду просто счастлив составить вам компанию!
Они быстро дошли до находящегося через дорогу «МН-клуба» в котором, несмотря на день, было довольно много посетителей, но свободный столик тем не менее нашелся.
– А тут уютно… – сказал Турецкий, усевшись.
– Да… – согласилась Иванова и взяла меню. – Посмотрим, что у них есть…
«Если она сейчас закажет каких-нибудь лобстеров, то я опозорюсь…» – с тоской подумал располагающий незначительными средствами Александр, который всегда считал, что оплата ресторанного счета – дело мужчины, и только мужчины, несмотря на все прокравшиеся в общество новомодные феминистические тенденции.
– Я буду кофе! – сказала Галина Ивановна. – И один эклер.
«Ну и прекрасно!» – с облегчением вздохнул Турецкий и улыбнулся:
– А я только кофе.
Ему показалось, что в глазах Ивановой мелькнула насмешка, но Александр не был в этом уверен. Приглушенное освещение заведения то и дело озарялось мягкими лучами цветомузыки, и поэтому какие-то мелкие детали мимики сидящей напротив женщины могли ускользнуть от внимания Турецкого, а какие-то, наоборот, дорисоваться его воображением.
– Что будем заказывать? – спросил подошедший к столику официант.
– Два кофе и эклер, – сказал Александр.
Официант кивнул и удалился.
– Так что же вы хотели мне сообщить? – спросил наконец Турецкий у своей спутницы.
Та немного помолчала, потерла тонким длинным пальцем висок и произнесла:
– Сергей собирал документы, компрометирующие кремлевское руководство.
– Я это знаю, – быстро сказал Александр. – Меня интересует, что конкретно ему удалось откопать.