Список Семи
Шрифт:
Охваченный смятением и стараясь побороть соблазн где-то затаиться, Дойл чувствовал, что к нему возвращается прежнее убеждение: при встрече с истинным злом (а он был уверен, что столкнулся именно с ним) прятаться от него, сдавая позиции без боя, — зло равное, если не больше. Бегство было бы трусостью и безволием… Можно прожить всю жизнь и не столкнуться с жестокой необходимостью выбора; решение, принятое вами, неожиданно открывает глаза на вашу истинную сущность. Лучше расстаться с жизнью, защищая ее непостижимую святость, чем, как побитый пес, с позором отбывать остаток дней, испытывая к самому себе отвращение
Дойл продолжал вести шлюп прежним курсом. Сколько бы врагов его ни преследовали, что бы ни пришлось перенести — хоть сдирай с него кожу и поджаривай на костре, — без боя он не сдастся. Правда на его стороне. Дойл чувствовал, как прежнее хладнокровие возвращается к нему. Если этим мерзавцам подвластны дьявольские силы, то и это не помешает ему добраться до них.
— Скажите, Дойл, кому из издателей вы послали свою рукопись в последний раз? — лениво спросил Спаркс.
— Не помню. Мне было все равно, — сказал, пожав плечами, Дойл. — Моя записная книжка осталась где-то в разгромленной квартире.
— Очень жаль.
— Как они это сделали, Джек? Мне кажется, я нашел объяснение всему, что пришлось увидеть тогда — включая сеанс и все прочее, — но вряд ли я когда-нибудь пойму, что они проделали в моем жилище.
Спаркс кивнул, попыхивая трубкой.
— Судя по вашему описанию, они могут изменять молекулярную структуру предметов.
— Значит, они обладают какой-то мистической чудовищной силой, — сказал Дойл.
— Думаю, что обладают, — произнес Спаркс.
— Уму непостижимо! — воскликнул Дойл.
— Если это соответствует истине, то наше с вами мнение по этому поводу не играет ни малейшей роли, дружище. И пока мы будем искать какие-то невразумительные объяснения, «серые капюшоны» все равно никуда не исчезнут.
— Да-да, — пробормотал Дойл. — Как вы считаете, они… как бы это сказать… не совсем живые?
— Кто у нас доктор — вы или я?
— Чтобы составить представление об этих… существах, мне необходимо осмотреть кого-нибудь из них, — сказал Дойл.
— Учитывая их напористость, думаю, такая возможность вам представится очень скоро, — усмехнулся Спаркс.
Их голоса разбудили Ларри; он выбрался из-под навеса, протирая глаза.
— А вот и Ларри. Ему однажды довелось нос к носу столкнуться с «серым капюшоном». Не правда ли, Ларри? — сказал Спаркс.
— Чего, сэр? — спросил Ларри, копаясь в мешке с провизией.
— Я о «сером капюшоне». Расскажи о своей встрече доктору Дойлу.
— Ладно. Это случилось несколько месяцев тому назад, сэр, — начал Ларри, жадно вгрызаясь в свой любимый вестфальский сэндвич с ветчиной и сыром. — Ну, у меня, значит, работа тогда была, и я хвостом таскался за этим джентльменом, он тогда нам был нужен прямо позарез…
— Я подозревал, что тот человек замешан в одном деле, — пояснил Спаркс.
— Ну да. Вот этот самый мистер взял за привычку, что ни четверг, бросать свой расчудесный дом в Мэйфэр и отправляться в веселое, сами знаете какое, заведеньице в окрестностях Сохо. И уж там он расходился вовсю, да, вовсю, скажу я вам, и приличия там всякие…
— Ларри, в настоящий момент нас это не интересует, — перебил его Спаркс.
— Понял, сэр, все понял. Ну вот, значит, когда я уследил, куда этот джентльмен шляется, то и решил, что нечего мне больше ходить за ним по пятам, а самый раз остаться и позырить, пока его нету, как и чего в этом его домишке, — продолжал Ларри с набитым ртом, запивая еду огромными глотками пива, словно сказочный Гаргантюа.
— От старых привычек избавляться очень трудно, — сухо проговорил Спаркс.
— Да, сэр, это точно, сэр, в моем собственном гнездышке от этого не потеплело, нет, и мы с Барри вовсе этого не желали, святая правда, сэр, — сказал Ларри, перекрестившись. — Я и домой к нему вломился по чистой случайности: вдруг мистер проворонил какой пустячок, а нам он в самый раз пригодится, чтоб в его мудреных увертках разобраться.
— Ларри имеет в виду какой-нибудь список или документ, — снова пояснил Спаркс.
— Точно так, сэр. Да только если б он и оставил что в каком потайном сейфе, спрятанном за картой какой дремучей или за каким портретиком замысловатым со своей коровой, извиняюсь, женушкой, где она, само собой, малость помоложе и покрасивше, чем по правде была, да только кто эту правду знает, художники — народ особый, сами знаете, и к тому же уверен, заплатили парнишке как надо; и вообще этим типам, художникам, им без разницы, чего рисовать, плати только. Извиняюсь, сэр, я отвлекся, сэр, я хочу сказать, где бы он ни запрятал эту штуку, я был полон решимости заполучить ее, а уж искать я умею.
Ларри покончил с сэндвичами, допил пиво и, громко рыгнув, вышвырнул бутылку за борт.
— Словом, сейф я открыл. К несчастью, ничего интересного, кроме толстенной пачки акций — они, конечно, тоже денежек стоили, — я там не нашел: только не забывайте, что по улице тоже надо пройти, и чтоб глаза на тебя не таращили, сколько всего тащишь, но и Ларри с Барри не дураки, чтоб что прохлопать, да только кроме французских картинок, новехоньких совсем — ну, они только подтверждали, чем этот мистер любил побаловаться, — и последнего завещания, по которому все вещички и все его хозяйство, приличное состояние, сэр, скажу я вам, все оставалось этой его жирной хозяйке, той, что на портрете…
— Короче, вы ничего не нашли, — нетерпеливо проговорил Дойл, утомленный неуемным красноречием Ларри.
— Нет, сэр, не нашел. Чего надеялся найти, не нашел. Однако когда я прочесал весь дом, с не меньшим разочарованием, конечно, и уже было собрался обратно через окно в подвале — в какое я вошел, понятно, — замечаю вдруг, дверь чуть приоткрыта. Кладовка или прачечная какая, я ее не заметил, когда внутрь пробирался. А теперь-то глаза к темноте попривыкли, я и увидел под дверью ботинок. Вернее будет сказать, сапог, который стоял и не двигался. Я и ногу в брючине разглядел: из этого самого сапога торчала. Я так и замер как вкопанный, вроде нашей статуи Нельсона, и битых минут десять изучал эту картину. Сапог, скажу я вам, был очень серьезный, да. На толстой подошве с гвоздями и стальным носком. А уж чистенький, ну вроде чепчика у младенца. С таким сапогом шутки не шутят. Разок двинет в печенку, и все кишки перевернутся. Только все время, что я на него смотрел, этот сапог даже не шевельнулся. Тогда я монетку швырнул, и грохоту там было, в тишине этой, будто пушка пальнула. И ничего. Даже не дернулся. Ну, я тогда малость осмелел. Решил сам действовать. И дверь открыл.