Сплетающие сеть
Шрифт:
Он посматривал на меня обиженно и с большими сомнениями, но я не обращал на него внимания. Я понимал своего приятеля: он не очень верил в мои снайперские возможности.
Мне нужно было стрелять быстро и точно, чтобы ошеломить противника. И чтобы уложить игрушечных камуфлированных солдатиков (такими они казались издали) как можно больше. Увы, о человеколюбии придется временно забыть…
Я стрелял будто на обычных армейских стрельбищах: две фанерных солдата неизвестно какой армии в касках – щелк, щелк; мишень с изображением пулеметчика – щелк. Отработав
И все же я кое-чего добился: два первых улетели вниз, а тот, кого я мысленно определил на роль пулеметчика, был ранен, но все-таки сумел заползти в укрытие. Ничего не поделаешь, иногда в прицел попадаются и везунчики.
Но уложить их нельзя даже со снайперской винтовки. Что ни говори, а теория вероятности все-таки больше магия, нежели наука. Разве можно тягаться с заговоренными?
Урожайность при обстреле второго сектора оказалась совсем ничтожной. Я попал только в одного, но, судя по прыти, с какой он искал место, где можно спрятаться, его рана была легкой. Эх, сюда бы оптику…
Зосима был ошеломлен. Он глазам своим не верил. В его взгляде, которым он меня одарил, была гамма чувств – от восхищения до детской обиды. Наверное, он все-таки понял, что на охоте я его дурачил.
– Повезло, – объяснил я беззаботно свои снайперские успехи. – И оружие что надо.
Но мой приятель многозначительно промолчал. Уж он-то знал, что так стрелять может лишь опытный стрелок и везение тут ни при чем.
– А теперь уходим! Быстро! – скомандовал я, закрывая ставни.
Едва мы выскочили в приемную, как раздался звон битого стекла и дребезжанье металла – люди Ильхана начали стрелять по окнам.
– Что там такое? – всполошилась Каролина.
– Стреляют, – ответил я коротко.
Меня больше волновала дверь в коридор. Что-то там больно тихо. Подозрительно тихо. Я хотел окликнуть Пал Палыча – живой ли? – как вдруг раздался оглушительный грохот. Накаркал, глупый ворон!
Мы бросились к Пал Палычу. Он лежал до пояса придавленный шкафом, и, как мне показалось, не подавал признаков жизни. Из коридора к нам валил черный дым.
Ему здорово повезло. Тяжеленная железная коробка с не менее тяжелой бумажной начинкой упала от взрывной волны не на самого Пал Палыча, а на всякую дребедень, которую мы навалили позади шкафа.
Из-за сваленных, как попало, разных ящичков, тумбочек и еще черт знает чего ноги нашего бедного чиновника, контуженного взрывом, остались целы. Весь этот хлам исполнил роль ограничителя, и нам не составило особого труда вытащить обеспамятевшего Пал Палыча из-под нашей баррикады. На нем не было даже царапин.
Пока Каролина занималась Пал Палычем, приводя его в чувство, мы лихорадочно пытались заделать брешь, которую наши противники, скорее всего, пробили с помощью связки гранат. Хорошо, что они не смогли добросить ее до самой двери, иначе после взрыва в приемную можно было бы въезжать на "джипе".
Для того, чтобы снова построить баррикаду, нужно было вернуть шкаф на прежнее место. Но прежде мы должны были освободить его от книг, а затем снова набить ими его изрядно покореженную оболочку.
Нам не дали довести задуманное до завершения. Сначала в коридоре послышался подозрительные шорохи, а затем по двери был открыт сумасшедший огонь. Пули, ударяясь о стенки, сыпались на пол как горох. Мы спрятались за стеной и с тревогой ждали развития событий.
Наконец стрелять перестали, и коридорчик заполнился топотом ног, обутых в подкованные ботинки. Я скептически ухмыльнулся: эх, братва узколобая; что же вы прете, как на буфет, туда, где вас ждет верная смерть. Наверное, подумали, что дело в шляпе; как же, сколько шуму, пыли и стрельбы…
Я, не особо торопясь, одну за другой, швырнул в коридор через развороченный дверной проем две гранаты.
Взрывы не заставили себя долго ждать, и смертоносный дождь осколков посек в коридоре все живое.
Кто-то из нападавших был убит, кто-то ранен (слышны были стоны и ругань), но мы не прислушивались, что творилось в коридоре, а снова занялись сооружать баррикаду. Когда она была готова, мы, уставшие, как бобики, буквально попадали на пол.
– Каролина, дай виски, – попросил я девушку.
Во встроенном в мебель баре в кабинете Ильхана мы нашли виски, джин и неплохой набор вин. Вот и верь после этого, что мусульмане не употребляют спиртное.
Мы приложились к бутылке все вчетвером. Слишком уж напряжение было высоким, и нервы казались струнами, готовыми порваться в любой момент. Даже я, расслабленный дачной жизнью, чувствовал себя как на иголках, что было мне несвойственно. Пал Палыч уже оклемался, но взгляд у него был еще диковатый и бессмысленный.
– Скоро они начнут нас выковыривать по-настоящему, – сказал я устало и закурил. – Рекомендую, – указал я на сигары. – Высший класс. Жалко оставлять этой банде.
– Неужели мы ничего не можем сделать? – в отчаянии спросила Каролина.
– Если продержимся до темноты, то попытаемся уйти. Но днем нам отсюда даже носа не дадут высунуть.
Мы в западне.
– Ладно, чему быть, того не миновать. – Каролина неожиданно успокоилась. – Меня волнует единственное: неужели Ильхан, эта грязная тварь, так и останется безнаказанным?
– Придется оставить нашего общего "друга" (как оказалось) на суд его любимого Аллаха. Надеюсь, там, наверху, судьи неподкупны и неподвластны махровому национализму.
– Я бы ему здесь, на этом самом месте, собственными руками сердце вырвала бы!
– Пусть они останутся у тебя чистыми. Позволь уж мне (если повезет) оторвать ему все, что только можно.
Я готов за всех вас взять грех на душу. Одним грехом меньше, одним больше, – какая разница?
По окнам кабинетов снова сыпанул свинцовый град. И не только: по одному помещению шандарахнули из гранатомета. Но толстые бетонные стены приемной могли выдержать даже артиллерийский залп. Так что мы отделались лишь звоном в ушах.