Сплетение песен и чувств
Шрифт:
Она вскочила со скамейки, одним прыжком оказалась перед врачом и медсестрой, открыла перед ними дверь в цех. Что-то эта вся история Артёму напоминала. Он пытался вспомнить, но от этих попыток снова стало клонить в сон, постреливать в затылке и даже заныли мышцы на руках и ногах.
– Разобрались? Проводили? – на лестнице показалась дежурная с проходной. Она выглядела заспанной и помятой.
– Ага – успел ответить Артём.
Дежурная мгновенно исчезла, зато вернулась Аня.
– Ну что там? – Артёма интересовали подробности. Он, в отличие от
– Ничего, осматривают. Интересуются, что случилось. Говорят, что сообщат в милицию.
– М-да, не завидую Василичу, – Артёму действительно было его жаль. – Спрашивать-то с него будут. К нему и так начальство придирается.
– Нет, мы Василича твоего не дадим в обиду! – весело продекламировала Аня, раскачиваясь на скамейке.
Артём смутился.
– Не мой он! Что ты всех моими делаешь? И вообще, ты в курсе, что мы с тобой сейчас грохнемся с этой скамейки, и помощь оказывать будут уже нам. И вот тогда Василичу действительно попадет!
Аня притихла и прекратила раскачиваться. Они просто сидели рядом, молча. Притихли и в мастерской. Через несколько минут дверь в цех открылась и из нее быстро вышли врач и медсестра. Они посмеивались:
– Да, кому рассказать – не поверят. Бывает же такое, – врач поправила халат и направилась к лестнице.
– Что с ними? – робко спросила Аня.
– Ничего страшного, днем сами в травмпункт сходят по месту жительства. У одной гематома на шее, у другой подозреваю трещину в переносице и легкую черепно-мозговую травму – отчеканила врач. – Но, ничего, не волнуйтесь, девушка, жить они будут.
– Просто какое-то «убей мою подругу» получается, или, вообще, как в мыльной опере какой-то! – бросила на ходу медсестра. Артём не удивился – люди с ее комплекцией всегда склонны смотреть на жизнь с легкой иронией.
«Вспомнил! – осенило Артёма. – Вспомнил, что мне напоминает вся эта история! Ту песню, которую я слушал по радио сегодня там, на крыше. Я еще удивился, что такого не бывает, что все это взято не из жизни, придумано каким-то ловким словоблудом. Нет, не все так просто. Интересно, кто написал ее? Надо будет глянуть».
– Подождите, подождите, пожалуйста, доктор! – Василия пулей вылетел из цеха.
Врач уже успела спуститься вниз. Откуда-то с лестницы послышался голос медсестры:
– Что там? Снова кого-то избили мороженым?
– Нет, стойте, – Василии бежал по ступенькам, держа в руках сверток с мороженым. – Это вам! Спасибо вам большое! Угощайтесь!
– А нас с территории-то выпустят с таким угощением? – вопрос медсестры звучал как-то по-особенному издевательски.
– Выпустят, конечно! Спасибо вам большое, что приехали так быстро!
Послышался шелест оберточной бумаги – медсестра приняла угощение. Василии поднялся по лестнице наверх и присел рядом с Артёмом и Аней.
– Вова, а Вова! – крикнул Василии.
– Чего? – отозвался кто-то из мастерской.
– Угости
Угрюмый механик, высокий, в измазанном чем-то черным рабочем комбинезоне вышел из мастерской, протянул Василину пачку, дал закурить от зажигалки и молча удалился, как будто его и не было.
– Год не курил – признался, затягиваясь, Василии. – Целый год. А сейчас покурю, пока начальство не пришло. Ну, что сидишь, Тёма? Собирайся домой отсыпаться. Завтра тяжелая смена будет, машина придет снова. Да и линию починят, надеюсь.
Артёму не хотелось заводить разговор. Он медленно направился по лестнице наверх, припоминая…
В эту ночь одинокие люди
Одинокими быть перестанут!
Вот это уже интересно.
Только зачем петь про любовь?
Так, это про бабские выкрутасы,
Только твоя, везде за тобой,
Как Крупская за Лениным.
Но что же мешает?
И вот это место мне нравится,
Где они про подружку поют.
И снова про одиноких,
Которые больше таковыми не будут.
К ним придет любовь.
А к ней?
Нет, она слишком гордая,
Чтобы отдать его сопернице.
Но она все хорошо продумала,
Она ему поможет,
Нужно разорвать этот порочный круг,
Бедная подружка.
«Да, сурово – подумал Артём, переодеваясь и вспоминая конфликт Жанны и Юли. Он не ходил в цех любоваться на них – вид крови и побоев страшил его. Из кармана халата выпали двести рублей. Артём бережно поднял их и, вновь свернув, переложил в джинсы. – На дороге не валяются, куплю что-нибудь вкусненькое Алине или на телефон ей положу. Интересно, что она мне там написала?».
Взяв пропуску Василича и попрощавшись, Артём вышел по территории за проходную. Хотя был не закат, а рассвет, что-то общее с происходившим накануне поздно вечером, несомненно, было. Стой лишь разницей, что вечером все шли с работы, а Артём на работу, а сейчас – рокировка.
В общежитии дежурила баба Даша. Она взглянула на Артёма и заохала:
– Бедный, уморился! Ты бы поел! И выспаться тебе надо!
– Поем и высплюсь, баба Даша – ответил Артём. – Как раз этим сейчас и займусь. У меня все под контролем, будьте спокойны.
Он быстро вошел в комнату, разделся, взял смену белья и шампунь, и помчался на другой конец коридора в душ. Артём сознательно не смотрел телефон: он был уверен, что Алина ему написала. Он предвкушал что-то доброе или даже страстное, что можно было прочесть перед сном в качестве награды за труд, за все запакованные контейнеры, загруженные в рефрижератор коробки, за запах аммиака и разбитое состояние, знакомое всем, кто хоть раз в жизни работал в ночную смену.
Теплый душ расслаблял, но Артём торопился. Переодевшись в чистое, он также бегом пересек коридор в обратном направлении. В комнате напротив кухни по-прежнему пьянствовали – было слышно, как кто-то бормочет, разговаривая с включенным телевизором.