Сплетенные судьбами
Шрифт:
Мили спустя, мы перестаем бежать цепочкой. Теперь мы движемся плечом к плечу. Это неудобно. Но мы слишком нуждаемся в поддержке друг друга.
Мы обессилены и валимся с ног от усталости. Парень поранил плечо; ноги Инди все расцарапаны; я упала в небольшой овраг, и все мое тело ломит. Мы уже не бежим, а почти идем.
– Марафон, - задыхаясь, произносит Инди.
– вот как это называется. Я слышала историю об этом.
– Расскажешь мне?
– спрашиваю у нее.
– Тебе это будет не интересно слушать.
–
– Все, что угодно, лишь бы не думать о трудностях, о том, сколько нам еще идти. Хотя мы и приближаемся к цели, но каждый шаг уже дается с большим трудом. Не могу поверить, что Инди еще способна разговаривать. Мы с парнем замолчали давным-давно.
– Это случилось в конце времен. Нужно было доставить важное послание, - она тяжело дышит, слова вырываются порциями.
– Кто-то вызвался его отнести. Двадцать шесть миль. Как у нас. И он сделал это. Доставил послание.
– Потом его наградили?
– спрашиваю я, неровно дыша.
– За ним прилетел воздушный корабль и спас его?
– Нет, - отвечает она.
– Он доставил сообщение. А потом умер.
Я начинаю смеяться, и задыхаюсь, и Инди тоже смеется.
– Я же говорила, что ты не захочешь это слышать.
– Но послание, в конце концов, было доставлено, - говорю я.
– Ну да, - отвечает Инди. Когда она смотрит на меня, по-прежнему, улыбаясь, я замечаю, что ошибалась насчет ее холодности, которая в действительности оказалась теплотой. Огонь, бушующий в Инди, позволяет ей оставаться энергичной, и поддерживает даже в таком месте, как это.
Парень кашляет и сплевывает слюну. Он находится здесь дольше, чем мы, и кажется ослабевшим.
Мы прекращаем разговор.
До Каньона еще несколько миль, но в воздухе уже витает иной запах. Не чистый аромат растений как раньше, а тяжелый, с примесью дыма, как при пожаре. Когда я осматриваюсь кругом, мне кажется, что я вижу мерцание тлеющих угольков, переливающихся при свете луны янтарно-оранжевыми частицами.
И улавливаю еще один, неизвестный мне, запах в ночи, который, я думаю, принадлежит смерти.
Никто ничего не говорит, но этот запах заставляет нас продолжать бег, когда уже ничто иное не смогло бы; какое-то время мы стараемся дышать поверхностно.
Мы бежим целую вечность. Я снова и снова проговариваю слова стихотворения в такт своих шагов, мой голос почти чужой. Не представляю, откуда я беру воздух и продолжаю путать слова: Время, смерть – остались здесь, а я потекла туда, но сейчас это не имеет значения. Не думала, что слова могут не иметь значения.
– Ты говоришь это для нас?
– выдыхает парень, его первая фраза за последние несколько часов.
– Мы не умерли, - отвечаю я. Мертвые не могут ощущать себя такими уставшими.
– Мы на месте, - объявляет парень и останавливается. Я смотрю, куда он
Мы сделали это.
Парень сгибается в изнеможении. Мы с Инди переглядываемся, и я собираюсь потрепать его по плечу, думая, что ему плохо, но он выпрямляется.
– Пойдем, - произношу я, не понимая, чего он ждет.
– Я не пойду с вами, - говорит он, - Я спущусь в то ущелье, – и указывает на место в стороне от Каньона.
– Почему?
– спрашиваю я, и Инди продолжает: - Откуда нам знать, можно ли доверять тебе? Откуда нам знать, что это то самое ущелье?
Парень качает головой.
– Оно – то самое, - уверяет он нас, протягивая руку за оплатой.
– Поторопитесь, уже почти утро.
Парень говорит тихо, без эмоций, и это убеждает меня в его честности. Он слишком устал, чтобы врать. – Не все погибли от ночного обстрела. Люди поймут, что мы пропали, и могут донести по мини-порту. Мы должны идти в ущелья.
– Пойдем с нами, - предлагаю я.
– Нет, - он смотрит на меня, и я понимаю, что мы были нужны ему для побега. Это было бы сложно сделать самому. Однако сейчас, по тем или иным причинам, он хочет пойти своим путем.
– Пожалуйста, - шепчет он.
Я роюсь в сумке и достаю таблетки. Разворачиваю их своими неуклюжими и холодными, несмотря на стекающий по спине пот, руками, а он оглядывается назад, туда, где хочет очутиться. Я же хочу, чтобы он пошел с нами. Но это его выбор.
– Вот, - произношу я, протягивая половину таблеток. Он смотрит на них, запечатанных в свои небольшие отсеки, аккуратно промаркированных с обратной стороны. Синяя. Синяя. Синяя.
И начинает смеяться.
– Синие, - говорит он, смеясь еще сильнее.
– Все синие.
– А потом, как будто он возродил цвет к жизни, просто произнеся его название, мы замечаем, что небо начинает светлеть.
– Возьми немного, - предлагаю я, придвигаясь к нему ближе. Я вижу замерзшие капельки пота на кончиках его коротких волос; иней на ресницах. Он дрожит. Ему бы нужно надеть свое пальто.
– Возьми немного, - повторяю я.
– Нет, - говорит он и отталкивает мою руку. Таблетки падают на землю. Я вскрикиваю и опускаюсь на колени, чтобы собрать их.
Парень медлит.
– Может, одну или две, - говорит он, и я вижу его стремительно опускающуюся руку. Хватает пакет и отрывает два маленьких квадратика. Кидает мне оставшееся и, развернувшись, убегает до того, как я успеваю остановить его.
– Но у меня есть другие, - кричу ему вслед. Он помог нам добраться сюда. Я могла бы дать ему зеленую, чтобы он успокоился. Или красную, и тогда он смог бы забыть и этот ужасный долгий побег, и запах умерших друзей, когда мы пробегали мимо сгоревшей деревни. Я должна отдать обе. Я открываю рот, чтобы позвать его снова, но мы даже не знаем его имени.